Не ум.ru

«Что это, мать его, за несправедливость такая?! У меня пальто два года на вешалке болталось, потому что на пузе не сходится, только место в шкафу занимало, а этот, смотри, носит! Не вылезает из него. И впору-то как… Всюду подошло. Словно на него сшито. А покупалось, что характерно, не на него. Рожа вон радостная, светится весь. Тепло ему, дармоеду. А ну как назад в шкаф пальтецо затребую? Эй! Ишь задёргался, обалдуй, уловил флюид. По мне, пусть лучше вещь в шкафу моль кормит, чем этот нежится. Ходить ему, видите ли, не в чем…»

Однако такая низость натуры может проявиться лишь в том случае: если мне свыше будет дарована роль благодетеля, а принимающей стороной – в этом вся пикантность – станет свояк. То есть при невозможном стечении обстоятельств. Выходит, что шансов у меня никаких.

В моем шифоньере только тени одежд, невидимые наряды на видимых плечиках. А впереди, между прочим, межсезонье, и если химчистка не раскошелится, то преть мне в пальто с изуродованным карманом вплоть до майских праздников. То есть до плаща. Плащ, слава Богу, мне никто не дарил, он исконно мой, родимый. Это заметно. Уж хозяину вещи точно. Да и принадлежность фасона к давно ушедшей эпохе скрыть невозможно. Тогда в моде доминировал преувеличенный объём, и я гордо смотрелся в плаще как в приобретённом на вырост. В те времена я был заметно крупнее, так что сейчас как раз плащ, в отличие от пальто, смотрится на мне неразборчиво одолженным. Но когда я в своей вещи, ни у кого нет ни права, ни повода гнуть меня в неловкую позу осчастливленного.

Пальто свояка, я так понимаю, фирма. Даже мне, полному профану в брендах и бирках, это ясно. И вещь, кто бы спорил, нужная. В моей нынешней малообеспеченной жизни подарок совершенно незаменимый. Но так иногда случается, что даже самая нужная, незаменимая вещь вдруг становится для нового обладателя тяжким бременем. Трясёшься над ней, дрожишь, словно тебе ее под отчёт выдали, и тут обязательно гвоздь какой… Старый, кривой, ржавый, а все равно, тварь, острый. Или в краске извозишься там, где ее сроду не было и нет ничего покрашенного. Самое непокрашенное на земле место. Таков закон.

У меня, надо сказать, из чужого, то есть подаренного с чужого плеча, только пальто «говнюка-благодетеля» и имеется. По холодам мне в нем живётся тепло и непросто, особенно если иду навестить сестру. Перед каждым походом в ее дом я придирчиво осматриваю пальто, привычно проверяю со всех сторон на предмет соответствия первоначальному, так сказать, состоянию пожертвования. Для этого, разумеется, пальто необходимо снять. Однажды проводил придирчивый «предвизитный» осмотр прямо у сестры в подъезде, этажом ниже их квартиры, а тут мужик какой-то сверху спускается. Пристал:

– Неужто выбросил кто? – Правда, наткнулся на мой колючий взгляд и быстро смирился: – Да нормально всё, не парься. Ты первый подобрал, тебе и носить.

Я видел, что он так не думает, но прикинул, что хиловат против меня, да и злоба в нем не того градуса, вещь-то не его. В моем доме люди воспитаны лучше. Даже среди тех, кто по-русски почти не говорит, редко такого-вот приблатнённого вахлака встретишь. Даже соседи со второго этажа. Нет… Насчёт соседей со второго этажа, если рассудить, я через край хватил, в раж вошёл. Не стоит с добротой перебарщивать.

По дороге из ванной приостанавливаюсь в прихожей, у вешалки, разворачиваю пальто травмированной стороной к себе. Глупо верить, что чудеса случаются и шрамы на ткани тоже могут рассасываться или хотя бы становиться не такими заметными. Будто с аппендицитом мне опыта мало. С другой стороны, шрам на лбу почти что исчез. Был шрам, остался шрамик. Заросшая дырочка. Но пальто же всё оказалось без перемен: надрыв уродлив и несовместим с дорогой вещью. Он буквально «торчит». Такой не проглядишь.

Сам себе я бы одежонку попроще выбрал, не такую пижонскую, попрочнее, особенно возле карманов. И потемнее, чтобы не маркое. Вот такой я, выходит, умный, гордый и рассудительный. А пальто, можно сказать, в долг ношу.

Нет, не к сестре. Не в воскресенье. По крайней мере, не в это.

«Решил же, что к маме».

«Колеблюсь».

«Подумай еще про хрен и редьку».

«Хрен и редька. Доволен?»

Хомячура не одобряет моего решения. От сестры я всегда возвращаюсь с чем-нибудь вкусненьким для него. Иногда это кусок пирога, и тогда он, сам того не подозревая, щедро со мной делится. Потому как друг. Друзьям с друзьями всегда легче делиться, если щедрая сторона о том не подозревает. Это сольфеджио дружбы без стрессов.

– Не уговаривай, старина. Сегодня к маме, – предостерегаю хомяка от наглости вмешиваться в мои планы. Не оборачиваясь к клетке, я спешно облачаюсь.

За спиной характерный звук, явно почесали живот. Вслед за этим раздаётся звук дробления зубами накопленных зёрен.

Отчаялся, животное. Все понял.

100