Не верь, не бойся, не проси

Только после этого она решилась снова открыть глаза и посмотреть, что происходит у неё между ног.

Яр молча опустился щекой на её живот и замер, глядя в никуда.

– Ярик… – прошептала Янка.

Яр поднял голову и всё-таки посмотрел на неё.

– Я тебе обидел вчера. Прости.

Янка сама ещё толком не осознала, обидели её или нет.

– Ярик, иди сюда, – попросила она и протянула руки.

Второй раз просить ей не пришлось. Яр скользнул вдоль её живота и, опустив голову на грудь, закрыл глаза.

– Моя девочка… – прошептал он.

Янка глупо, абсолютно не к месту улыбнулась. Опустила руку ему на затылок и так же тихо прошептала:

– Яр…

Они лежали так долго, не двигаясь и не разговаривая. Только Янка медленно гладила затылок Яра, иногда принимаясь массировать его кончиками пальцев.

– Мне надо в душ, – прошептала она, наконец.

Яр кивнул.

– Пошли.

Так же долго они стояли под тугими горячими струями. Яр не хотел выходить, а Янка тем более, потому что здесь они были будто бы единственными живыми людьми на Земле. Она целовала плечи Яра, тут же оглаживая их мочалкой, а потом, когда делать вид, что она помогает Яру мыться, стало уже невозможно, просто обняла его и снова заставила уткнуться лбом себе в плечо.

Потом начался день – обычный серый понедельник, отличавшийся от других только тем, что вместо Вано приехал какой-то незнакомый здоровый мужик в кожанке, с которым Яр не стал пить даже чай.

Трость так и осталась лежать у Янки под кроватью.

ГЛАВА 14

Яр с того дня стал каким-то злым и ещё более замкнутым. Часами курил перед камином, думая о чём-то своём.

Если Янка подходила к нему в такие минуты, он молча усаживал её на колени и долго гладил, ничего не говоря. Забирался ладонями под майку и исследовал плоский живот и мягкие холмики высокой груди. Иногда стаскивал с Янки футболку и принимался целовать её тело, покачивая бёдрами и распаляя обоих. Потом Янка расстёгивала ему джинсы, освобождалась от своих и медленно насаживалась, глядя Яру в глаза.

В эти секунды ей казалось, что они становятся ближе, чем когда бы то ни было. Яр смотрел будто бы в самую её душу, и между ними не было никаких преград.

Яр неторопливо покачивал бёдрами, не пытаясь ускорить приближение оргазма, и продолжал гладить её с какой-то особенной нежностью, будто боялся разбить.

Секс вообще стал другим. Яр всё так же брал её только тогда, когда хотел этого сам, но теперь всё больше гладил и разглядывал, каким становится лицо Янки, когда его плоть продвигается внутрь её тела.

Даже в эти секунды он не выпадал из своей тяжёлой задумчивости, и Янка понимала, чего хочет Яр, только по движениям его глаз и мельчайшим подрагиваниям век.

После секса Яр оставался таким же молчаливым, и Янка даже толком не могла понять, получает ли она удовольствие или нет, хотя старалась изо всех сил. Если Яр не набрасывался на неё сам, то Янка сама тянулась приласкать его член утром, а ближе к вечеру усаживалась у Яра за спиной и принималась массировать плечи. Потом Яр либо позволял увести себя наверх, чтобы продолжить неторопливые ласки уже в постели, либо сам брал Янку прямо в гостиной.

Настроение Яра плохо сказывалось на её собственном, Янка будто чувствовала исходившие от своего покровителя волны уныния и сама уже не решалась включать громкую музыку или просто выражать недовольство. Даже стрелять теперь выходила, только спросив разрешения, хотя Яр и разрешал почти всегда – беззвучным кивком.

Время от времени в доме появлялось новое оружие, и Яр неизменно оставлял парочку экземпляров себе или Яне, у которой уже начала образовываться собственная небольшая коллекция любимых стволов.

Янка теперь всё чаще скучала по тем дням, когда Яр тренировал её сам: было больно и обидно, но тогда Янка чувствовала, что Яр рядом с ней, заинтересован ею.

О долге они больше не разговаривали. Янка не давала повода для упрёков и не пыталась выяснить, может ли она выкупить себя. Она не хотела снова оказаться вдали от Яра, только вытащить его из той скорлупы, в которую он погрузился после смерти Вано.

Янка заметила, что Яр стал теперь холоден не только с ней. Он не разговаривал ни с Туком, ни с Толиком, ограничиваясь короткими фразами по делу. Приказов никак не объяснял – впрочем, он и раньше не считал нужным ставить кого-то в известность о том, что творится у него в голове, но, по крайней мере, раньше он изредка позволял себе обмолвиться о войне или выслушивал какие-то комментарии о своих решениях. Теперь ничего подобного не позволял себе даже Тук.

Однажды, когда Толик приехал с отчётом о какой-то сделке, Янка замешкалась в душе и не спустилась к началу встречи. Говоря откровенно, сделала она это не без умысла –она по-прежнему не понимала, почему должна присутствовать на этих беседах. Толик как всегда искал возможность уколоть её побольней. Разговаривать Яне запрещалось, и она просто сидела на подлокотнике кресла Яра, глядя на гостя или в огонь.