Как-то незаметно вся эта история с поступлением стала невероятно важной для Макса, который две недели назад подал документы в университет от нечего делать. Он решил добиться зачисления. На следующий вечер друзья со спортфака, сторожившие сутки через трое гараж со служебной машиной ректора, познакомили его с водителем. Пожалев абитуриента-неудачника, водитель сообщил, что ректор вернулся из Москвы в хорошем расположении духа и посоветовал Максу зайти к нему прямо сейчас. Пребывая в состоянии «пан или пропал», Макс, прежде чем войти в кабинет зачем-то снял майку и разулся, оставшись джинсах с оторванными штанинами. Пока ректор приходил в себя, Макс нёс какую-то околесицу про призвание, гуманитариев, язык, школу в глубинке, давнюю мечту учиться не в политехе, а в университете, и не мог поверить, что его до сих пор не вытолкали взашей. Из реплик недоумевающего ректора он запомнил (или ему показалось, что запомнил) всего одну: дескать, при таких обстоятельствах надо было прийти не к ректору, а с заявлением в приёмную комиссию. Назавтра Макс, выслушав сообщение членов приёмной комиссии, что подобный перевод в этом году из-за слишком большого количества желающих запрещён начальством, назвал имя ректора и спросил: «Тогда почему же он после нашей вчерашней беседы направил меня к вам и даже позволил на него сослаться?».
«Вы, — продолжил он, удивляясь книжности своей речи и полному отсутствию волнения, — разумеется, можете немедленно проверить мои слова, справившись о нашем разговоре у самого ректора». Переглянувшись, члены приёмной комиссии выдали ему бланк заявления о переводе, а ещё через день он был зачислен на филфак.
Конечно, эта локальная победа не решала проблемы с армией, зато вдохновляла и позволяла передохнуть — несколько недель потешить себя надеждами на новые чудеса и спокойно, с чувством выполненного долга дожить до конца лета, то есть до начала осеннего призыва. Были у истории с поступлением и более важные последствия, которые Макс пока не осознал. Месяц назад он готов был принять вариант «не будет смысла бегать — пойду и сдамся». Тогда он имел в виду исключительно практический смысл — наличие работы и связанных с ней карьерных и коммерческих перспектив. Теперь, как бы задним числом, у этого сюжета появилось более глубокое содержание. После зачисления Макс твёрдо поверил в сочинённую Маратом для мамы с бабушкой легенду про целеустремлённого провинциала, наконец-то поступившего туда, где он должен был учиться с самого начала. Взгляд под таким углом придавал его действиям благородный ореол борьбы, или, говоря проще, оправдывал его уклонение от армии даже при отсутствии перспективной работы. Так что вариант «пойду и сдамся» он больше не воспринимал как приемлемый и, главное, — как справедливый.
Марат, который после выписки из больницы ещё носил на зубах фиксаторы, не позволяющие открывать рот, оставил попытки раскурить папиросу «Огонёк», и громко прочёл антитабачный текст на пачке:
— «Вы волевой человек? Бросьте курить!» — Марат ритмично зафыркал, то есть с поправкой на фиксаторы расхохотался. — Такое говно, как ваш «Огонёк»? Брошу с удовольствием! Кстати, чья сегодня очередь насчёт еды думать? Сдаётся мне, что моя была вчера.
Макс понял намёк и отправился в комнату напротив будить семейного студента, который являлся счастливым обладателем единственного холодильника на этаже. Туда с вечера убирали дюжину бутылок пива (после неудачной торговли в день города у Марата с Майклом осталось несколько ящиков). В жаркий день холодные, запотевшие бутылки привлекали больше внимания, и их было проще обменять на что-нибудь съедобное или, если повезёт, продать. Обитатели Маратовой комнаты набивали охлаждённым пивом ячеистые сетки и прогуливались с ними по центру, распивая из горла опостылевшее (да к тому же давно просроченное) «Адмиралтейское». Поскольку за пределами областной столицы бутылочное пиво всё ещё было редкостью, к ребятам иногда подходили приезжие, интересуясь, где это тут можно достать бутылочное. Но такая удача была редкостью. Чаще приходилось рассчитывать на то, что продавщицы из окрестных продуктовых (а они, в отличие от заезжих провинциалов, не только знали срок годности пива, но и были осведомлены о том, как отмечается на этикетке дата изготовления) соблазнятся либо бросовой ценой, либо возможностью бартера и обменяют пару пива на несколько яиц или буханку хлеба.
К Марату Максим перебрался неделю назад. Этому предшествовали два события: родители вывезли Лену на море; в квартире его друзей-медиков иссякли запасы «Геркулеса» и залежи пустых бутылок.
Вчера Лена должна была вернуться, а сегодня, судя по погоде, родители вполне могли отбыть на дачу, чтоб насладиться последними летними денёчками в средней полосе. Вечером Макс планировал проверить это предположение, и заранее предвкушал встречу.