Не здесь и не сейчас

Даже по прошествии нескольких лет Максим так и не понял, почему Таня уходила от него раньше, и, соответственно, не знал, как надо себя вести, чтобы её удержать. Он просто воспринимал каждое свидание как приятный сюрприз и избегал разговоров о возможном будущем их отношений. Размышляя об этом наедине с собой, он допускал самые разные варианты: по-прежнему мечтал встретить идеальную девушку и влюбиться без памяти, но в то же время не исключал, что надолго, а, может, и навсегда, останется с Таней, если, конечно, она снова не исчезнет.

Всё изменилось, когда он по каким-то неуловимым признакам вдруг понял, что теперь Таня никуда не денется. Вариант «навсегда остаться с Таней» стал напрягать Максима как единственное препятствие на пути к гораздо более заманчивому сценарию «встретить прекрасную незнакомку и влюбиться». Тут же из каких-то глубин выползла застарелая ревность — не та, которая будоражит и заставляет бороться за предмет страсти с утроенной энергией, а мелкая, счетоводческая. Он начал задумываться, не слишком ли часто Таня своими уходами говорила ему «ты хуже другого», и стал прикидывать, сколько таких обид можно простить без ущерба для гордости.

В тот год Таня работала на пивзаводе, до которого от съёмной хрущёвки Макса было рукой подать, и часто оставалась у него ночевать. По сути, сбывалось то, о чём он грезил несколько лет назад: «всё исправить и на этот раз жить долго и счастливо». Но чем ближе они подбирались к воплощению просроченной мечты двухлетней давности, тем отчётливее Максим понимал, что больше не хочет этого. «Слишком поздно исправлять. Ведь, если по-честному, я всё равно её до конца никогда не прощу. Дело даже не в том, что я её за всех, к кому она от меня уходила, ненавидеть буду. Хотя и это тоже — было же однажды по пьяни… Так накрыло, что задушить её хотел и даже за горло схватил… Но главное, я ей другого не прощу — того, что она не… ну, что она не Екатерина Гордеева, короче. Что я свой шанс встретить такую девушку на жизнь с Таней променял», — думал он по утрам, проводив её на работу. А тут ещё на горизонте забрезжила второкурсница с факультета прикладной математики. Немногословная и загадочная, она обожала ставящие кавалеров в тупик выходки в духе femme fatale[76]

. Привлекательность образа многократно усиливала унаследованная ей от дедушки-профессора двушка в сталинке. Недавно второкурсница включила Макса в свой ближний круг, выделив из многочисленной армии поклонников. Вдохновлённый этим фактом, он всерьёз рассчитывал победить в гонке — femme fatale была без ума от его собаки и при встрече с ней превращалась в восторженного подростка. (Через год они действительно сошлись, но ненадолго — всё кончилось взаимным разочарованием).

На очередной пьянке он, глядя на снова превратившуюся в привычку Таню, потихоньку накачивался водкой и думал об интересной девушке, живущей в собственной двухкомнатной квартире с огромной кухней и высокими потолками. А под утро, то ли из мести, то ли стремясь освободиться от чего-то давно копившегося, он при всей честной компании объявил Тане, что никогда и ни за что на ней не женится. И когда Таня, прорыдав два часа в ванной, вышла за дверь, он даже не пытался сделать вид, будто хочет её остановить.

Полгода спустя он снова позвонил ей. На этот раз его волновали уже не чувства и отношения, а то, может она приехать к нему прямо сейчас или нет. Он был вдребезги пьян и охвачен похотью, однако Таня всё равно приехала — вероятно, приняла похоть за очнувшуюся от спячки страсть.

Макс отдавал себя отчёт, зачем она ему теперь нужна, и первое время стеснялся вызывать её к себе трезвым; чуть позже привык и научился воспринимать её как весьма приятную и практически безотказную девушку для секса. Сложно предположить, что Таня могла долго заблуждаться относительно подлинной природы его нынешнего интереса, но, несмотря на очевидную неприглядность ситуации, она продолжала откликаться на каждый его звонок. При встречах они почти не разговаривали. Лишь однажды он спросил, почему она приезжает, стоит ему позвонить, она ответила: «Наверное, я тебя люблю», и воодушевление, озарившее Танино лицо на этих словах, заставило его скривиться от раздражения.

14

Макс очень долго не мог найти постоянную работу и перебивался случайными заработками, среди которых встречались весьма экзотические. Однажды он умудрился получить деньги от бандитов, которым требовалось оборудование для производства поддельной водки. Необходимые для вырубки пробок штампы нелегально производили в родном райцентре Макса, и он неплохо знал людей, которые этим занимались. Бандиты купили два штампа, сто рулонов алюминиевой фольги и 20 тысяч этикеток. Покупая этикетки, заказчики попросили положить им среди прочего ассортимента тысячу этикеток от «Посольской»[77]. «Зачем вам?» — удивились продавцы, на что бандиты ответили: «Не можем же мы „Русскую“ себе на стол ставить. Другие пацаны такого лоховства не одобрят».