– Либо ты – либо тебя. – Серый жёстко взглянул в глаза Эовин. – Стреляй, не медли!
Вражья волна кипела уже совсем рядом.
Свистнули стрелы, хотя лучников на той стороне оказалось не так много. Тхеремцы поскупились на доспехи, невольников защищали только их собственные лохмотья да грубые дощатые щиты.
Удар, удар, удар – стрелы звонко вонзались в дубовые доски. Иные летели над головами; вот первая случайно ворвалась в бойницу, и один из собратьев Эовин по несчастью молча рухнул, убитый наповал.
– Шевелись! – рявкнул Серый, и луки невольников загудели в ответ. Пусть короткие и слабосильные, но били они в упор по плотным рядам наступавших, и промахнуться было почти невозможно.
Над головой свистела шелестящая смерть. Одна из стрел, дрожа, воткнулась в край бойницы – грубое древко, кое-как укреплённое оперение, наконечник из кости – такими баловались роханские подростки, получив первый в своей жизни доспех из толстой бычьей кожи. «Эх, будь у меня кольчуга!.. Пусть не такая, как у мастера Холбутлы, пусть самая обыкновенная!..»
Первые из атакующих добежали до деревянной стены, визжа и завывая, попытались вскарабкаться наверх, но там их встречали топоры, булавы и дубины. Копья разили из бойниц, и земля стала быстро покрываться мёртвыми, ранеными и умирающими. Глухие удары потонули в истошных предсмертных воплях.
Эовин видела лица Диких совсем близко, безумные глаза, разорванные в крике рты; какая-то сила словно выпила весь их разум, погнав на верную смерть. Она выпила и разум, и души, отняла всё, кроме жизни – однако жизни отнимали теперь другие.
Стена щитов была, казалось бы, невысока, неровна, но обращённые к атакующим острые выступы рассекали их массу, заставляли скучиваться в промежутках, а с обеих сторон летели стрелы, разили пики, иной раз пробивая сразу по двое.
Дикие карабкались на щиты, подсаживали друг друга, однако лишь подставляли бока под удары. Тела валились и валились, и тут позади заорали, надрываясь, тхеремцы:
– Навались! Навались! Вперёд! Навались!
Скрипя, развернулись тележные оси, рабы налегли – и изломанная линия деревянных щитов медленно поползла вперёд, давя и подминая атакующих. Кое-где тем удалось перебраться через не слишком высокую стену, однако там вступили в дело харадские сотни, но вступили не просто так: их стрелы полетели и в спины дрогнувшим невольникам, и в лица Диким.
Все до единой боевые повозки впереди уже замерли. Часть горела, часть просто стояла, и нападавшие деловито пришпиливали снаружи к бортам защитников, не обращая внимания на вопли и мольбы о пощаде.
– Скоро, – бросил Серый. И добавил: – Меня держись!
Эовин держалась. Щиты кое-как перебрались через невысокий вал мёртвых тел, двинулись вниз по склону. Они ползли медленно, но пятились теперь и Дикие.
– Дави! Дави! Дави! – вопили позади тхеремцы.
– Недолго, – с прежним хладнокровием заметил Серый. Вместе с Эовин и избранными бойцами своего отряда он придвигался всё ближе к боевому возу, служившему чем-то вроде подвижного форта в линии деревянных щитов – или же крепостной башни. Дикие избегали лезть на его высокие борта, выбирая, как им казалось, более лёгкую цель.
– Чего недолго? – Эовин опустила лук. Всё это время она стреляла и стреляла через бойницы, почти не целясь и не желая видеть, попадают ли куда-то её стрелы.
– Продержатся недолго. – Серый коротко ткнул вверх пикой, и уже почти перевалившийся через стену Дикий с коротким воплем рухнул сотнику под ноги. Тот равнодушно перешагнул через тело.
…Как всегда, он оказался прав. Расправившись с повозками, дикари навалились на линию деревянных щитов всей массой, не щадя себя. Топоры и палицы, стрелы и копья как невольников, так и тхеремцев собирали обильную жатву, однако и по их сторону стены погибшие падали всё чаще. Дикие скапливались в мёртвом пространстве у самого щита, сами тыкали в бойницы короткими копьями; и всё лезли и лезли наверх.
Серый бился, словно боевая машина, холодная, расчётливая, бесчувственная. Каждый его удар укладывал насмерть врага; вокруг него сбились самые сильные, упрямые и злые. Они держались, но вокруг них то тут, то там стали возникать прорывы, которые бросались затыкать харадские панцирники.
Ни одного олифанта так и не появилось.
А потом всё как-то разом изменилось.
Враг перехлестнул через преграду одновременно в десятке мест, и бросившиеся в бой харадские подкрепления уже не смогли его отбросить. Невольников начали оттеснять от линии щитов.
Серый снёс голову очередному дикарю, показавшемуся над стеной и в тот же миг скомандовал:
– За мной! В повозку! Руби привязь! – и сам первым рубанул по толстому железному крюку, перебив его с одного взмаха.
В повозке решили было, что пришла помощь; однако Серый немедля погнал всех уцелевших вниз, толкать её вперёд; его собственные бойцы заняли место наверху.