Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны

– Ага! – воскликнул гость, так и не назвавший королю своего имени. – Ты боишься спорить со мной! Значит, всё, что я говорил, – правда! Ты боишься осквернить уста ложью здесь, в священном зале Гондора!

– Нет, воистину горе слишком сказалось на тебе, – покачал головой Правитель Арагорн. – Завтра ты устыдишься сказанного, я не сомневаюсь. Ты противоречишь сам себе. Если я такой ужасный лиходей, едва ли меня остановила бы святость этого зала. Я не спорю с тобой не потому, что мне нечего сказать, но потому, что слушать ты сейчас всё равно не будешь. Можешь уйти невозбранно, а через семь дней, как я и сказал, возвращайся! Я очень хотел бы помочь тебе…

– Скорее я бы принял помощь Саурона! – последовал гордый ответ.

И юноша ушёл, а три дня спустя вызвал Великого Короля на поединок.

«Боромир, сын Боромира, сына Дэнетора, законный Наместник Гондора, – гласил свиток, доставленный Великому Королю, – вызывает на бой до потери жизни Арагорна, сына Арахорна, именующего себя Королем Арнора и Гондора».

Никто не ведает, что говорила царственному супругу Владычица Арвен, но Великий Король принял вызов.

Говорят, что на широком дворе Цитадели сошлись они, и ничьи глаза не видели их поединка. Но Мудрым ведомо другое: прежде чем закрылись ворота, поднял молодой Боромир меч высоко над головой, гордо вопрошая Арагорна, ведом ли ему этот клинок?

Одного взгляда хватило Властителю Элессару, чтобы узнать оружие. Знаменитый меч Эола Тёмного Эльфа, невесть как оказавшийся в руках молодого и неукротимого воина. Пожалуй, силой своей он превосходил даже Андарил короля. Но не стал Арагорн уклоняться от схватки или требовать замены оружия на равное, хотя и имел с собой простой, ничем не примечательный клинок.

– Украденное не приносит счастья, – лишь заметил он спокойно, и это было последнее, что слышали люди в Цитадели, прежде чем ворота захлопнулись.

А потом ворота открылись, и вышел из них только Король Арагорн…

Слуги видели пятна крови на камнях двора, но никто не дерзнул спросить Правителя Элессара, чем же закончился поединок и куда исчезло тело несчастного Боромира, которого с тех пор никто не видел ни в Гондоре, ни в Арноре, ни где-либо ещё в пределах Закатных Земель. Вместе с юношей бесследно исчез и меч.

Никому и никогда, до самой смерти, так и не рассказал Великий Правитель о том, что же произошло тогда во дворе Цитадели, кроме одной лишь супруги своей, королевы Арвен Ундомиэль, но и она свято хранила тайну…»

Санделло рывком поднял голову. Да, так оно всё и было – или почти так. Никто уже не разберётся теперь в событиях трёхвековой давности. Но меч Эола в свой час достался Олмеру, золотоискателю из Дэйла – задолго до того, как он сделался вождём Эарнилом и Королём-без-Королевства…

А теперь этот меч лежал перед горбуном Санделло.

Лицо старого воина было мрачно. Порой казалось, что он взирает на оружие без всякого благоговения, едва ли не с ненавистью. Да, Санделло берёг его, но при этом, быть может, ненавидел сильнее, чем проклятое Кольцо, сгубившее его повелителя, и потом, уже после победы, по доброй воле отданное невысоклику Фолко Брендибэку.

– Куда ты ведёшь меня на сей раз, меч? – прошептал горбун, почти касаясь губами холодного чёрного металла. – Какая сила там, на Юге, вернула тебя к жизни, вновь вдохнула в тебя жажду крови? Я знаю, мне ведомо, что тёмная душа твоего создателя всё ещё живёт в тебе… Я знаю, что лишь рука моего господина достойна была твоего эфеса! Я знаю, что ты радовался, разя эльфов у стен Серой Гавани, ибо не простил ты им гибель выковавшего тебя мастера!.. Так поведай же мне – что случилось?.. Что произошло?..

Но клинок по-прежнему хранил молчание. Что ему, помнившему все три эпохи Средиземья, этот горбатый смертный мечник! Что ему, знавшему руки Маэглина, Туора – да что там Туора, самого Тургона! – Санделло, нынешний его хранитель? Одного, только одного признавал он над собой хозяина – но хозяин этот уж десять лет как покоился на дне новосотворённого залива, что на крайнем западе Средиземья…

Меч лежал на коленях верного сподвижника Олмера, а в левой руке горбун держал желтоватое кольцо.

Ночь шумела за стенками крошечной палатки, шуршала дождём, барабанила каплями по натянутым шкурам, и казалось, в мирные эти звуки вплетаются совсем иные голоса.

Холодные, пустые, бесплотные. И близко – и словно очень-очень далеко.

Санделло слушал ночь.

А незримые пальцы мрака осторожно касались чёрного клинка, несмело и бережно, точно лаская тёмную сталь.

И сталь отзывалась – отзывалась гневно, как будто голоса эти наполняли её яростью.

– Не ладите, – скрипуче проговорил Санделло, нимало не боясь оказаться услышанным. – Меч Эола – и вы…

Непохоже было, что он страшился, нет. Лишь костяшки белели на стиснутых кулаках.

Горбун не сомкнул глаз до рассвета. Иногда губы его шевелились, и тогда казалось, что он с кем-то беседует; но, похоже, ответ так и не пришёл… Утром он свернул свой крошечный лагерь и поскакал дальше. На юг, на юг, глядя прямо в лицо солнцу, словно воин, идущий биться грудь на грудь с врагом…