Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны

Поле битвы в Полуденном Хараде, ночь 14 августа 1732 года

На покрытой пеплом равнине не осталось ничего живого. Несколько уцелевших харадских сотен, подобрав, сколько успели, раненых, поспешно отступили по дороге, бросив на поживу огню свой громадный лагерь.

Огонь прошел ещё сколько мог на запад; но там дорогу ему преградили бастионы лесов, а ближе к полуночи из сгустившихся туч хлынул проливной дождь. Последние искры умирали под натиском тугих водных струй; на земле оставалась лишь отвратительная жидкая грязь – размокшие зола и пепел.

Маленький отряд Фолко укрылся от непогоды под раскидистым деревом, которое кхандец назвал альбаломом, деревом путешественников. Широкие и плотные листья надежно защищали от льющейся сверху воды, земля возле самого ствола оставалась сухой. На мощных, сильно выдававшихся из почвы корнях было очень удобно сидеть, да что там сидеть! Даже лежать…

Дождь барабанил по плотной листве над головой, мерцал огонёк костра, распространяя вокруг сухое, приятное тепло, и под сенью дерева путешественников сделалось почти уютно. Торин пристроил над пламенем закопчённый котелок и пригорюнился, подперев голову могучим кулаком; остальные молчали.

За вечерними походными хлопотами они старательно отгораживались от мысли, что потеряли Эовин. Нет, нет, не могло остаться даже малейшей надежды… Никто не мог выжить в том пекле, что бушевало над равниной всего лишь несколько часов назад.

Хоббит лежал на спине, и жёсткий корень альбалома казался мягче самой лучшей хоббитанской перины. Он словно наяву видел вспыхнувшую золотую искру волос Эовин – за миг перед тем, как пламя накрыло повозку. Эовин… тонкая, словно тростинка, – и крепкая духом, точно стальной клинок. Эовин, бросившая Рохан ради приключений и ради… нет, об этом лучше не думать! Её нет. Теперь им суждено встретиться разве что после Второй Великой Музыки Айнур, когда замысел Единого будет наконец воплощён здесь, в Арде, затерянной среди бесчисленных звёзд Эа…

«Ты виноват в её смерти, Фолко, – с беспощадной прямотой сказал себе хоббит. – Ты и никто другой. Мог ведь не брать девчонку с собой – но нет, поддался на уговоры гномов, а почему? Да потому, что хотел поддаться. Уж больно льстил восторг, с каким глядели на тебя…»

Тянущая, сосущая боль не отступала, и он знал, что теперь боль эта останется навечно – до самого конца его земного пути, а быть может, не отпустит и по ту сторону Гремящих Морей…

Но всё-таки надо было жить, и надо было решать, что делать дальше.

– Друзья, – проговорил Фолко с усилием, – друзья… Эовин не вернуть. Надо уходить отсюда.

– Надо, – прервал молчание Торин. – Но куда? К Морю, как хотели?

– К Морю я провести берусь, – заметил Рагнур. – На юг – едва ли. Я здешних путей не знаю…

Фолко опустил голову. Да, их первоначальный план – выйти к Морю и дождаться помощи от Морского Народа – был, наверное, самым верным. И всё же хоббиту отчего-то думалось, что дорога на юг отсюда окажется легче, несмотря на то, что идти пришлось бы через изглоданную и опустошённую огнём землю.

– Значит, решено! – Малыш хлопнул ладонью по корню альбалома, на котором сидел. – Утром двинемся. Что уж тут… делать-то ещё…

Торин глубоко вздохнул, неколебимо веривший в Судьбу Рагнур развёл руками – мол, против высшей силы не попрёшь.

Фолко опустил голову. Если в погоне за невольничьим караваном его вела надежда, что Эовин жива, что она ждёт спасения и непременно дождётся, то сейчас для него будто солнце угасло. Остался только режущий белый Свет, явивший себя в конце битвы, что сейчас скрылся вместе с остатками орды Диких, да тени сгустились и надвинулись. И ему казалось, будто снова где-то на пределе слуха слышится звон шпор и замогильные голоса, шепчущие, зовущие, ждущие.

– Совсем плохо, – проворчал Торин. – Что ж, Фолко, мы все виноваты, не ты один. Но что сейчас поделаешь…

– Битва уж больно странная была, – через силу вымолвил Фолко, только чтобы отвлечься от тяжких мыслей. – Что их гнало вперёд, этих Диких, на верную гибель? Неужели тот самый Свет? Тогда он ещё страшнее, чем мне думалось…

– Это же не настоящий Свет, – уточнил Торин. – Не истинный. То, что там сверкало – уж больно злое было.

– Не, – покачал головой Малыш. – Не злое. Солнце тоже глаза режет, коль зенки на него вылупишь без соображения.

– Помните, мы ещё за ним идти хотели? – проговорил хоббит. – А вышло так, что за Эовин кинулись. А теперь Свет этот сам к нам пришёл.

– Ты хотел за ним идти, – уточнил Малыш. – Но правда твоя, брат хоббит, страшная штука этот самый Свет. Ежели он эдакую армию на убой погнал просто так, из дальних земель, из родных краёв выведя – то что дальше-то будет?

– Никто не знает, но ничего хорошего, – кивнул Фолко. Разговор сам собой ушёл от Эовин, и боль отступила, спряталась в тени, словно тать, ожидая подходящего часа. – И никто этой беды не ожидает и не видит. Никто, кроме нас, понимаете?

– Ты к тому, что за Светом пойти – теперь наш долг? – хмыкнул Торин. – Так вроде и не спорит никто…