Доскакав до первой рощицы, горбун осадил хрипящего коня.
– Не уйти! – гаркнул он. – Давай!..
Тубала кубарем скатилась с седла.
Через минуту, когда преследователи достигли рощицы, всё было готово.
Санделло встретил врагов стрелами: они разили в упор, и трое успели упасть, сражённые насмерть, прежде чем отряд приблизился. Старый воин закинул лук за спину; радостно зазвенели колечки на лезвии меча.
Взмах – и передний воин падает, заливаясь кровью, рассечённый от плеча до грудины. Ещё взмах – лезвие вражеского меча щербится о колечки, соскальзывая, отлетает в сторону, и кожаный доспех не спасает воина от смертельного удара Санделло. Меч, звеня кольцами, чертит кровавые черты – одному под подбородком, другому через грудь, играючи пробивает кольчуги и наручи.
Однако едва горбун связал отряд боем, как сзади, из густых зарослей, в спину противнику ударила Тубала со своим чудовищным двуручником.
И уж она не жалела ни людей, ни коней.
Тяжеленный меч порхал, точно бабочка, смертоносный и стремительный. Казалось, для него не существует преград. Упал, дико заржав, конь с подрубленными сухожилиями. Всадник, пытавшийся соскочить, враз лишился головы, а другого Тубала одним ударом развалила надвое. Кровь лилась рекой, брызгала во все стороны.
Санделло ожидал, что преследователи, получив с двух сторон такой удар, попятятся, однако не тут-то было. Кто-то среди сбившихся в кучу всадников продолжал визгливо тянуть: «Хен-на! Хен-на!..» – и люди, вместо того чтобы отступить, бросались в самоубийственную атаку.
Наконец горбун разглядел его – щуплого человечка в коричневом плаще, с искажённым лицом вопившего этот странный клич. Санделло подался назад, давая Тубале возможность оттянуть на себя противников, и вновь потянул из-за спины лук. Мгновение – и клич оборвался, человечек застыл, хватая воздух ртом, со стрелой в груди, а потом медленно завалился на бок.
И сразу же остатки преследователей попятились, и десяток счастливчиков, избежавших меча Тубалы, помчались обратно, под защиту стены.
Воительница с презрительной гримаской отерла лицо, забрызганное кровью, любовно очистила двуручный меч и аккуратно привесила к седлу.
– Лихо дралась, лихо, – заметил Санделло. – Но задерживаться тут, право же, не стоит.
– Странный какой у них клич, – сморщилась девушка. – До сих пор в ушах стоит… Аж мурашки от него по коже, брр!
– Не просто странный, – задумчиво проговорил горбун, разглядывая труп в коричневом плаще. – Он их словно с ума сводил, не заметила? Что бы это всё значило…
– Некогда было замечать, – проворчала Тубала. – Ты прав, поехали. Мы твоим Авари дорогу открыли, не хотелось бы ещё и с ними столкнуться.
И только спустя некоторое время, когда усталые кони уже шагали по каменистой почве предгорий, добавила, зябко поведя плечами:
– И впереди ничего хорошего нас не ждёт. Загадочное войско какое-то, и трупы эти по обочинам… А сейчас ещё похолодало, не как обычно к вечеру, а так, словно… словно ветер из Двери Ночи задул. Не почуял?
– Некогда было, – отмолвил Санделло. Однако в лице его мелькнула нешуточная тревога.
Бывший сборщик податей Миллог и неотступно сопровождавший его пёс шли и шли на восток. Они давно миновали Друвэйт Лаур, оставили позади Андраст, с горем пополам, едва не утонув, переправились через Лефнуи, прошли весь Анфалас, крадучись обогнули Дол Амрот, на похищенной лодке одолели устье Андуина Великого и вступили в Южный Гондор. В приморских поселениях Миллога принимали за безумца, но в общем не гнали и не обижали, порой даже подкармливая. Толстяк исхудал и пообносился; у пса можно было пересчитать все рёбра. Они обшаривали каждый фут берега; Миллог расспрашивал рыбаков: не попадался ли им утопленник? Над ним смеялись – откуда ж твой утопленник здесь возьмётся, ежели потонул аж за устьем Исены! Миллог не слушал насмешек. Он просто поворачивался и шёл дальше. К тому времени, как Санделло и Тубала добрались до Хлавийских гор, Миллог и пёс уже приближались к Поросу.
– Что с тобой?
Горбун глядел на сжавшуюся в комочек у огня Тубалу строго, но в глубине взгляда крылось и нечто из прошлого – прошлого, когда неистовая воительница звалась Оэсси и была просто озорной отчаянной девчонкой, под стать отцу.
После схваток и с харадримами, и с Дикими, после их пути вдоль Хлавийских гор воительница с каждым днём становилась всё более молчаливой, казалось, она быстро теряет силы; даже сейчас, на привале, она уже не вспоминала о «проклятом хоббите» и не менее проклятых гномах.
– Что с тобой? Мы на верном пути.
– Н-не знаю… – Зрачки у Тубалы расширились, глаза лихорадочно блестели. – Х-холодно. Словно в воду вхожу ледяную…
Воительницу и впрямь била настоящая дрожь – и это здесь, в Хараде, у самых Хлавийских гор!