Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны

…Что это такое, откуда оно? Так и нет ответа, но как же трепещет, как бьётся и горит это незримое, спустившееся на землю солнце! Фолко стоило закрыть глаза, и он безошибочно чувствовал его: впереди, на Юге, за вознёсшимися к небу гребнями гор, за широкими пространствами лесов, за топями и реками, за стенами и крепостями. Никто ещё не понял, не заметил это зло, сжигающее души, – никто не понял, откуда льются ненависть и недоверие, ярость, жажда крови. И не заметят, внезапно подумал он, потому что однажды станет слишком поздно. Не станет ни «светлых» ни «тёмных», ни хороших, ни плохих, ни эльфов, ни орков – всё живое сойдётся в чудовищной истребительной битве, ещё более страшной, чем Дагор Дагоррат, потому что эта будет бессмысленной, беспощадной и закончится, лишь когда падут все до единого бойцы, ибо каждый станет сражаться со всеми. Но что же такое тогда этот Свет? Из какой потаённой топки Мелкора – или Ауле – льётся он? Кто, как и, главное, зачем возжёг его там, в дальних пределах? Неужто и впрямь – очистить землю от всех, кто живёт на ней?..

Хоббит открыл глаза. Ветки почти прогорели, по углям пробегали крошечные язычки пламени. Над головой перекликались голоса неведомых птиц, звёзды мигали в разрывах призрачно-светлых облаков. Фолко обошёл кругом их небольшой лагерь. Кхандец Рагнур спал, растянувшись, точно готовый к прыжку дикий зверь леопард – Фолко видел их в чудом избежавшем разорения замке Этчелиона. И хоббит знал, что проводник тотчас вскочит на ноги, едва заслышится подозрительный шум: треснет в кустах ветка или ветер донесёт чужие голоса. Торин, сын Дарта, тоже спал – то-то удивились бы надменные старейшины Халдор-Кайса, кабы узнали, куда занесло шалопутного подданного! Топор гнома и сейчас лежал под рукой, а губы едва заметно шевелились, произнося чьё-то имя; всегда, все эти десять лет, – одно и то же, одно и то же…

«Этот Свет, он ведь и нас выжигает, – подумал Фолко. – Сколько ещё мы продержимся? Есть ли защита от него? Может быть, старая магия, вроде клинка Отрины? А сколько продержатся все?..»

Он размышлял – а глаза и уши всматривались и вслушивались, ловя шевеленья ночных теней или подозрительный шорох среди мерного дыхания ночного леса. Всё вроде спокойно, но… словно что-то не так. Вроде бы до харадских постов далеко. Погоня? Нет…

После того, как они потеряли Эовин во второй раз, Фолко перестал доверять себе. Как они могли прозевать погоню, дать подобраться так близко? Ну и что, что Тубала – да хоть бы все рати Дагор Дагоррата выстроились перед ними, нельзя было терять бдительности!.. А теперь вот тащатся наудачу за караваном рабов вместо того, чтобы идти на Юг, к страшному Свету – или на Север, к Эодрейду, сохраняя остатки чести…

К Эодрейду, к дружинам Морского Народа, к ордам ховраров, хеггов и хазгов, готовых сойтись в кровопролитной битве, где не будет ни побеждённых, ни победителей.

Полно, оборвал он себя. Откуда тебе это знать наверняка?..

Но если всё так… Хоббита прошиб холодный пот.

Потому что это было бы страшнее, чем Саурон. Страшнее, чем Олмер – тот, случись ему победить, непременно пошёл бы путем Ар-Фаразона Золотого, последнего нуменорского владыки. Наверное, страшнее, чем даже Моргот, Великий Враг… Все они были живыми, желали злого, но понятного, а Свет… Свет нёс одну только ненависть.

Фолко с досадой ударил себя кулаком в ладонь. Опять, как во дни Погони за Олмером, – серая мгла перед взором, неизвестность, неверность. Хоть руби её мечом, хоть пронзай стрелой – всё бесполезно.

Остаётся только одно – идти вперёд, пусть наугад, пусть ошибаясь, но вперёд. К Свету.

Великие Степи, дорога от Цитадели Олмера на юг, 8 августа 1732 года

Выносливая лошадка неспешно рысила вперёд – по беспредельности великих истерлингских степей. Слишком многие ушли из этих мест в поисках лучшей доли на Запад под знамёнами короля Олмера; назад же мало кто возвратился. Большинство уцелевших осели в Арноре, основав новое королевство. Родичи их потихоньку тоже перебрались на Закат, а оставшихся здесь, верных дедовским обычаям, осталось слишком мало, чтобы степь вновь темнела бы от бесчисленных табунов. Стоянки попадались редко, ещё реже встречалась на них молодёжь. Старики, хоть и не обделённые добычей, смотрели на гостя хмуро, едва-едва цедя сквозь зубы положенные законом гостеприимства слова. И это притом что каждый в этих краях знал странника.

Горбуна Санделло.

Его боялись. Молва летела, далеко обгоняя старого воина. Ему уступали лучшее место в шатрах. И сам он, раньше умевший спать на любом холоде и ветру, волей-неволей тянулся теперь к теплу.

Он почти ничего не говорил. Молча принимал угощение, и казалось, не задевают его ни колючие взгляды, ни дерзкие слова – на самом пределе дозволенного древним обычаем. Он лишь клал поперёк колен длинный меч в шершавых древних ножнах – а за спиной у горбуна оставался намертво притороченным другой клинок, плотно закутанный в серые тряпки.