Нечестивый (СИ)

— И что, дожила до ста лет? — спросил я.

— Неа, на свой сороковой день рождения поперхнулась брокколи, — спокойно ответила Галя, — так что, лучше получать от жизни кайф и не париться.

— Может и так, — неуверенно сказал я и взял сушку.

Вода в ее стакане забулькала и она шустро переложил кипятильник. Открыв стоящую на столе банку с надписью «Отходы класса А» она достала банку кофе и ворох пакетиков с сахаром.

По комнатке сразу же поплыл густой землистый аромат кофе, перебивший даже запах лекарств.

Я отхлебнул из своей кружки. Настолько сладкое, что зубы заныли. Я отставил стакан и наблюдал, как Галя уминает сушки, отправляя их в рот целыми горстями. Такое искреннее удовольствие от сладостей, казалось мне чем-то удивительным, она будто маленький ребенок.

— Чего улыбаешься? — спросила она, с набитым ртом.

— Ты очень мило ешь, — неожиданно выскользнули из меня слова.

Смущенный сказанным комплиментом, я схватился за стакан и сделал большой глоток. Но поперхнувшись, сразу же сильно закашлялся и покачнувшись, грохнулся назад с табуретки.

Галя сначала недоумевающе смотрела на меня, но быстро пришла в себя и засмеялась. Лежащий на столе телефон завибрировал и попытался уползти. Галя быстро схватила его и ответила. Лицо девушки недовольно перекосилась и, бросив трубку, она резко поднялась.

— Посиди пока тут, — сказала она, — я вернусь через пять минут.

Оставшись один, я встал и подошел к небольшому зеркальцу, висящему на шкафу. Явное нарушение правил, но должны, же девушки приводить себя в порядок. Я только сейчас заметил, что мои волосы довольно сильно отросли и начали немного завиваться на концах. Мать всегда заставляла меня коротко стричься, говоря, что кудряшки напоминают моего сбежавшего отца, Я отодвинул зеркальце и оттуда выпал пожелтевший клочок бумаги. Зависнув на секунду в воздухе, он плавными волнами опустился вниз и юркнул под шкаф.

Кляня себя за нерасторопность, я опустился на корточки и заснул руку под шкаф. Рука уперлось во что-то мягкое и теплое, завизжав я выдернул ее обратно. Видимо, случайно задетая, вылетела бумажка и клочок черного мха. Сплошная антисанитария, в больнице повсюду растет мох.

Я обнаружил на бумажке тот же ровный и красивый почерк

«Опасайся зеркал. Он смотрит из них».

Напоминает сюжет дешевого ужастика, но неприятный холодок предательски пробежался по спине. Я вернул бумажку на место и уселся обратно на табуретку. Остывший кофе не стал менее приторным.

Может санитар или врача, решил разыграть пациентов или коллег? Мало мне своих проблем, как сверху наваливаются зловещие записки. Тем не менее, оба раза записки скрывались за зеркалами, нужно проверить остальные при случае.

Вскоре вернулась Лариса и проводила меня в палату. Она выглядела раздраженной, и я не стал лезть с расспросами. Три Ивана в одинаковых позах лежали на кроватях, уставившись в потолок. Я улегся на койку и незаметно заснул.

Мне снилось, что три Ивана срослись в гротескное чудовище и большими, желтыми лапами лезли мне под пижаму. Я извивался и хохотал от щекотки, пока не почувствовал, как шершавые пальцы сменились на острые когти, больно царапавшие кожу. Встрепенувшись, я увидел на сидящее, на моих ногах человекоподобное существо. Все его тело было обмотано пожелтевшими бинтами, едва заметным бугорком выдавался нос. Длинные, висящие как жгуты руки, лежали у меня на животе. Я заорал, но из горла вырвался слабый хрип. Существо приблизило свое лицо почти вплотную, и я почувствовал запах пыли, словно открываешь книжку, пролежавшую долгие годы на чердаке.

— Проснись, проснись, — меня настойчиво трясли за плечо, вырывая из сна.

Я убрал волосы с покрытого испариной лба. Похоже, что моя крыша и правда понемногу едет.

Надо мной стояла смуглая девушка из столовой. Теперь вместо испуга ее лицо выражало беспокойство.

— Чего надо? — недовольно спросил я.

Извините за случай в столовой, — запинаясь, произнесла она, — из-за меня вам досталось от Тамары Петровны.

Я ожидал, что у нее будет легкий акцент, но говорила она разборчиво и правильно.

— Вы ужин проспали, я принесла, — робко сказал она.

Нагнувшись, она подняла поднос с тарелкой гречки, котлетой и хлебом.

— Спасибо, — сказал я, — а можно в палате есть?

— Галя разрешила, — ответила она, — как поедите, оставьте поднос на столике у дежурной медсестры, я заберу.

Девушка сразу же убежала из палаты, а я приступил к еде. Гречка была недосолена, а котлета жесткая. Но куда лучше, чем готовка матери.

— Баба кормит, значит любит, — одновременно произнесли Иваны.

Вздрогнув, я уронил вилку на пол и недовольно покосился на них. Все трое с любопытством смотрели на меня. Я сгреб хлебом остатки каши и отставил тарелку.

Подобрав вилку, я отнес поднос к пустовавшему столику медсестры. В коридоре никого не было, только из соседних палат доносились приглушенные голоса. Я поспешил вернуться обратно.