Нечестивый (СИ)

Дима только усмехнулся, ну конечно, кольцо на пальце, молодой, вполне возможно, что недавно ребенок родился, а пиво — так какой счастливый супруг будет квасить лавочке перед магазином.

— Еще вижу кого-то маленького, живет с вами, — произнесла цыганка, — не человек, может кот или собака?

Дима сразу напрягся, домашних животных он любил, но от шерсти сразу нос закладывало. Хотя, она просто говорит наугад, нужно расслабиться.

Цыганка начала раскачиваться из стороны в сторону и больно вцепилась Диме в ладонь. Тот попытался вырваться, но хватка оказалась неожиданно крепкой.

— Холодный весь, не любит жару. — почти начала кричать цыганка, — мясо любит и молоко, глаза желтые, в темноте светятся. Старый, пылью пахнет.

Цыганка замолчала и удивленно посмотрела на Дмитрия, словно не понимая, где находится.

— Эй, касатик, позолоти ручку, — улыбнулась она, сверкнув золотыми зубами.

Дима схватил пакет и поставил недопитое пиво на землю. Пристают всякие, наговорят чуши, нужно домой скорее идти, Тамара злиться будет.

Жена не злилась, просто забрала пакет. Разорвав руками упаковку, вывалила печенку на сковородку.

— Лука бы еще покрошила, — попросил Дима, но она не ответила, быстро помешивая печенку.

Дима обернулся к малышу и вздрогнул, тот выглянул из коляски и смотрел на плиту с ужасно голодным видом. Глазки буквально впились в сковородку, а маленький розовый носик раздувался, впитывая поплывший аромат.

Тамара выключила сковородку и вывалила печенку в большую миску.

— Эй, а мне оставили? — возмутился было Дима, но жена глянула так злобно, что он дернулся назад, едва не упав с табуретки.

— Сейчас маленького покормлю и тебе поджарю, — сказала Тамара улыбаясь привычной фальшивой улыбкой.

Она подошла к коляске и выхватив рукой несколько кусков, отправила себе в рот. Младенец высунулся еще дальше, пристально смотря на истекающий бурым печеночным соком рот Тамары. Тщательно все пережевав, она наклонилась над приподнявшимся ребенком и вывалила еду в его разинутый рот.

— Ты чего делаешь? — едва смог сказать Дмитрий, — ему же нельзя такое.

— Ему нравится, сам сказал, — ответила жена и спохватившись добавила, — точнее, я сама поняла.

Малыш уже все проглотил и жадно раскрыл рот. Тамар улыбнулась ему и отправила себе в рот новую порцию. Дима сидел в полной прострации, это было невероятно отвратительно, но почему-то, он не мог оторвать взгляд.

Отставив пустую миску, Тамара громко отрыгнула и вывалив большую, белую грудь приложила ребенка к ней. По белой, с синеватыми венками коже поползли черные потеки, когда малыш присосался и зачмокал.

— Мне это, надо к Толику сходить, — сказал Дима и вышел в коридор за курткой. Не задумываясь он сгреб лежащую на тумбочке мелочь и вышел обратно.

Тамар с ребенком стояли и смотрели на него. Малыш таращился пустым, бессмысленным взглядом, будто смотря куда-то за него.

— Только ненадолго, — попросила Тамара и улыбнулась, растянув до ушей, перепачканный печенью рот.

Дима торопливо обулся и зачем-то послав жене воздушный поцелуй, вылетел за дверь. Толик, его лучший друг жил в соседнем доме. Наверняка, сейчас он еще на смене, но Диме было плевать, лишь бы оказаться где-нибудь подальше. Захватил по дороге бутылку самой дешевой водки, на большее попросту не хватило. Дима взлетел по лестнице и позвонил в дверь к Толику.

Как ожидалось, никто не вышел. На сотовый Толик не отвечал, вроде он говорил, что вся технику на проходной отбирают, вроде как мешают рабочему процессу. Дима присел на корточки, прислонившись к стене и свинтил крышку с бутылки. В нос сразу ударил резкий запах спирта. Дима поморщился и сделал несколько глотков. Теплая, горькая жидкость почти сразу же попросилась наружу, но Дима быстро занюхнул рукавом кожаной куртки.

В голове были только слова цыганки — он любит мясо и молоко. Дима вспомнил отвратительную трапезу и отхлебнул из горла.

Толик пришел, когда водки оставалось на самом донышке. Понимающе хмыкнув, он отпер дверь и подхватив шатающегося Дима, заволок внутрь. Толик жид один, с девушками он не ладил, мужики на заводе говорили, что наверняка голубой. Зная друга с раненного детства, Дима рано понял, что тот по мужикам, но за каждый голубой эпитет в сторону друга, рыла бил нещадно.

— С Тамаркой что-то творится, — пожаловался Дима другу, — чертовщина какая-то.

Затащив Диму на кухню и усадив за стол, Толик достал из холодильника початую бутылки водки и быстро сообразил закуску — пару ломтиков сыра, огурчики и белый, с тонкими прожилками мяса кусок сала.

Выпив по одной и закусив, Дима путаясь и запинаясь, рассказал о странном поведении жены и ребенка. Толик налил себе стопку и залпом выпил, потом еще одну, но уже закусил сыром.

— Не зная тебя, сказал бы, что пора в дурку ложиться. — наконец произнес Толя, — тут как раз одна недалеко. Вот я, ни в черта, ни в бога не верю, но кажется мне, что по всему району неладное творится. У завцеха сын повесился, намотал ремень на шею и в станок, алкаша насмерть замершего нашли, а ведь еще даже холодов не было, собачью голову какой-то шутник на дереве подвесил.