Нечисть, нежить, нелюдь

Тьма, клубившаяся вдоль узкой тропки, казалась почти живой, почти осязаемой. Там, откуда мы пришли, что-то с треском разорвалось, словно ветхая ткань, истончившаяся от частых стирок в ледяной воде. Оборвалось, задев что-то важное внутри. Жизнь. Я вдруг осознала, что где-то там лопнула чужая нить жизни. Одна, вторая… Глаза Вита загорелись алым. Третья, четвертая, пятая. Там, во тьме, кто-то убивал людей, быстро, легко, играючи. Не замедляясь и не останавливаясь, я бы даже сказала, походя. Так небрежным движением острый нож касается тонких струн, разрезая их… Острый нож или острые когти.

– Волотки, – горько проговорил чернокнижник, седлая нервно прядающую ушами кобылу. – Зачем искать новый арбалет, если можно просто вложить в ложе старого очередной болт?

– Они воспользовались… – поняла я. – И завершили ритуал вызова дасу?

– Да, – грубо ответил Вит и, словно ставил мне это в вину, закончил: – А мы уехали. – Мужчина пришпорил лошадь и скрылся во тьме.

– Куда?! – закричал Рион. – Только лошади ноги переломаешь!

Да, мы уехали. И слава Эолу, что мы сейчас посреди темного леса, а не у теплого очага в Волотках. Здесь можно выкопать нору, заползти в нее и молиться, чтобы пришедший в наш мир дасу прошел мимо и не заметил.

– Останься с Михеем, – выкрикнул Рион. Я обернулась как раз в тот миг, когда парень затянул подпругу и вскочил в седло.

– Тебя-то куда понесло? – спросила удаляющегося чаровника, но он не услышал.

Рион с куда большей осторожностью, чем вириец, тронул с места рыжую кобылу и въехал под сень вековых деревьев.

Я могла бы крикнуть ему, что зря он все это затеял. Впереди нет ничего, кроме смерти. Ничего и никого… кроме Вита, а тому Рион нужен, как трава-лебеда травнице. То есть совсем не нужен.

Хотела, но не крикнула. Бесполезно. Не послушает. Я бы точно не послушала, несмотря на то, что от одной мысли о возвращении шерсть вставала дыбом, а хвост стегал по земле.

– Иди с ними, – услышала дрожащий голос Михея. – Иди, я тут сам… сам…

Тетива соскальзывала и соскальзывала. Парню бы задуматься, отчего его «живущий собственной жизнью» артефакт так своевольничает, и перестать попусту дергать рычаг.

– Ну, спасибо за разрешение, – проговорила я и тем не менее стала отвязывать лошадь. – Мы оба знаем, что раненый ты в лесу долго не протянешь. Тебя убьет либо зло, – я обернулась на тропу, – что хозяйничает сейчас в Волотках, либо клыки или когти куда более теплых хищников, – накинула Облачку потник и седло. – Ты что выбираешь?

Если Вит не вернется… Мысль отдалась неожиданной болью внутри, и кошка замотала башкой – нет-нет-нет!.. Если умрет и Рион, а без чернокнижника у парня нет никаких шансов… Поправка: у нас нет никаких шансов. Среди недомагов и недоучек вириец один чего-то стоит.

Я сжала повод. Если уеду сейчас, то обратно точно не вернусь. Подстегну кобылу и не остановлюсь, пока не переломаю ей ноги. Или не сверну себе шею.

Михей следил за каждым моим движением. Следил и молчал. А я вдруг поняла, что он знает, о чем я думаю. Знает и дает мне шанс уйти. Деревенский рыбак, не обладающий большим умом, оказался на удивление прозорливым, и чаще всего это выходило ему самому или всем нам боком. Святая простота, которая временами хуже воровства.

– Ты еще успеешь их догнать.

– В святые потянуло? Сподвижником Эола захотел стать? – поинтересовалась я и отвязала мерина.

Эол, с каких это пор я задаюсь такими вопросами? С каких пор меня волнуют чувства Михея? Как же хорошо быть ведьмой, знай себе капай людям на темечко, и пусть у них голова болит.

Я подвела коня к старому возку.

– Мы поедем медленно. Вместе поедем. – Кошка выпустила когти и фыркнула. – С телегой все равно галопом не поскачешь. Если успеем, догоним.

Я не договорила, что там мы должны успеть, умереть вместе с Витом и Рионом или сбежать, но Михей и не нуждался в объяснениях. Ответом мне стал звонкий щелчок взведенной тетивы. Артефакт был куда умнее своего хозяина.

Днем мы успели пройти всего несколько десятков вар, ночью путь показался мне в два раза длиннее. Может, потому, что идти не хотелось, потому, что каждый шаг давался трудно, словно окружающий воздух вдруг превратился в воду, которая сопротивлялась и сопротивлялась. Под колесами повозки хрустели ветки и хвоя, лошади пофыркивали, их теплое дыхание инеем оседало на мордах. От тропы тянуло холодом. Неправильным холодом.

«Приход дасу в наш мир всегда сопровождает что-то подобное: гроза, буря, наводнение, землетрясение…» – сказал Вит.

Лес, который никогда не затихал, лес, живущий своей жизнью и при свете дня, и во тьме ночи, лес, всегда наполненный звуками, шорохами и криками, замер.

Птицы спрятались в дупла, мыши-полевки затаились между корнями, ветер пробежался по кронам и затерялся в листве. Ветви поникли. Холодное дыхание чего-то чуждого посеребрило черные стволы, лизнуло корни…

– У тебя глаза светятся, – проговорил Михей без особого удивления.

– Как светятся? – тоже не особо впечатлившись, переспросила я.

– Как у господина кудесника.