Неделя ущербной луны

— Нет, вы поняли, а? — изумился он, выворачивая «Москвич» с дороги прямо на свою жену. — Ты чего это приперлась в будний-то день? — высунувшись в окно, крикнул он, мягко сгоняя ее буфером с насиженного места. — Ну ты и гулена… опять, поди, прилавок бросила на свою напарницу?

— Хм, прилавок бросила… Ты почему такой-то? — пришла в себя Зинаида, прокараулившая «Москвич» из-за солнца, слегка приморившего ее на теплой, бьющей в голову мягким дурманом траве. — Ты почему никогда не выслушаешь-то сначала? Я ключ сегодня потеряла, сама не знаю, где он и выпал из сумочки… И как же, думаю, я попаду вечером домой, если Вениамин вдруг опять загуляет где-то? И если, думаю, в пятом часу его не перехватить — ну, тебя то есть — на лодочной станции, то поминай потом как звали. Завихрится опять на своей «Казанке», да еще и с ночевкой.

Венька опешил от этой дерзкой речи жены, произнесенной к тому же при его друзьях. Мельком поймав в зеркале спокойно-насмешливые выражение лица Ивлева — небось подтрунивал мысленно сразу над обоими, как и всегда, — Венька покосился на Бондаря. Этот пустобрех еле сдерживался, чтобы во всю глотку не загоготать на весь Иртыш.

Вытащив из-под сиденья моточек проволоки, Венька открутил изрядный конец, продел им связку ключей от дома и, позвякав ею на весу, кинул к ногам жены.

— Повесь себе на шею, как медальон. И носи на здоровье.

Он сдал назад, объехал не шелохнувшуюся Зинаиду и даже ни разу не обернулся, пока не завернул за угол гаража. Но когда через минуту Венька снова увидел Зинаиду, преспокойно подошедшую к самому причалу, глаза его сузились.

— Чего уж теперь прогонять ее, пускай погреется на солнышке, — вполголоса предложил Максимыч. — Места нам жалко, что ли… У них там, в промтоварном, ну и духотища же, Зина сказывала. Им за вредность воздуха надо платить, как у вас на заводе, ей-богу! — хохотнул старик, и Венька сдался.

Они с Бондарем прямо на тельняшки надели прорезиненные куртки — коробом вставшие на теле, глянцево-зеленые роканы, к которым Венька приучил и Бондаря, обычно цеплявшего на себя ярко-оранжевый спасательный жилет. «Ты заруби себе на носу, шеф, — поучал его Венька, — со мной на воде не должно быть никакого маскарада. Одежда на нас должна быть какая? Незаметная — раз, неухватистая — два!»

— Кемель-то свой забыл…. — не открывая глаз, сказала Зинаида.

Венька словно не поверил, потрогал вихрастую макушку рукой.

— И правда… — смутился он. — Как же бы я без кемеля? Это же вроде как талисман у меня, — засмеявшись, сказал он Ивлеву и пошел к машине за кепкой. — Я его, этот сеструхин подарок, чуть не утопил на днях. Ты помнишь, шеф? — насмешливо глянул он на Бондаря.

— Да уж помню… — Бондарь вздохнул.

— Это когда ты ночью на скалу налетел? — спросил Максимыч.

— Ну, у Вороньего мыса. Гнался за одним хмырем, засек его с сетями и хотел срезать угол… И как меня только из лодки не выбросило… Очухался, цап за макушку, а на ней пусто!.. Меня чуть кондрашка не хватила. Что ты! Я же как к ней привык, этой кепке.

— Я подлетаю на своем курвете, — вставил Бондарь, — фару врубил, а он склонился через борт и ладонями по воде щупает… Я уж думал: все, ухайдакал кого-то.

Бондарь посмотрел куда-то вниз по реке, как бы мысленно представив себе, сколько ему из-за Веньки довелось натерпеться страха нынешним летом, еще раз вздохнул протяжно и пошел к лодке.

— Ну что, ребята, — покосившись на жену, вслух поделился Венька, — возьмем с собой одну интересную особу, а? Есть тут одна на примете…

У Зины, сидевший на травке лицом к солнцу, дрогнули веки, но глаза остались закрытыми.

— Возьми, конечно, — сказал Максимыч. — Какой может быть разговор?

— Только я ведь кланяться долго не буду, — как бы самому себе напомнил Венька.

— А тебя никто и не заставляет, — сказала Зина и переменила позу, умащиваясь поудобнее, будто собиралась загорать здесь до скончания века.

Бондарь уже отъехал на своем «Прогрессе» и, развернувшись носом на течение, ждал их, гоняя мотор на малых оборотах. Венька раскачивался, хрупая на прибрежной гальке своими бахилами, и очень терпеливо улыбался. И вдруг подскочил к Зинаиде, обхватил ее сзади за колени и, не укрываясь от ее легких шлепков, понес в лодку.

В это время подъехал на «Волге» Николай Саныч.

— Гляди-ка, гляди-ка… — донельзя удивленный столь необычной Венькиной игривостью, сказал Максимыч. — Это ведь он с жинкой своей балует, не с посторонней, прямо как молодожен какой! — тронул старик за рукав председателя профкома.

— Она у него симпапуля…

Венька усадил Зинаиду в лодку и, упираясь в килевой угольник, с резким тугим скрежетом спихивая ее в воду, крикнул Ивлеву:

— Прыгай, Саня! Чего остолбенел?

На быстрине Венька завел мотор и выправил «Казанку», радостно чувствуя, как мелко, учащенно бьется у него в руке руль. Именно этот момент он любил больше всего: стоит нажать кнопку — и лодка рванется вперед, обдавая прохладными брызгами.