Недетские истории

Чтение по-прежнему оставалось главным ее занятием. Таня делала все, что велела ей Валентина Михайловна, заведующая библиотекой, еще и полы намывала, и окна ― трудно, что ли? ― но народ в райцентре книг почти и не читал, так что посетителей было мало, а времени много ― бери себе любые книжки ― и читай. Кроме работы и забот о пьющей матери, в жизни девушки ничего не было ― молодых мужчин в их краях мало: кто посмышленей, уезжал в поисках работы в другие места, кто поплоше, спивался за компанию со старшими, очень быстро.

Время от времени в родной деревне играли свадьбы, но все реже, и новые семьи очень быстро становились такими же, как другие, ― с криками, пьяными драками, больными детьми. Но Тане и такого счастья не досталось ― она была скромной и не слишком красивой девушкой.

Однажды Валентина Михайловна послала Таню в местный приют ― отдать несколько списанных детских книжек. Приют располагался недалеко, в половине дома, другую половину которого занимал детский сад. Была уже глубокая осень, под ногами похрустывал первый, тонкий лед на лужах, Таня поеживалась в своем всесезонном пальтишке и мечтала поскорее добраться до приюта, чтобы согреться, а может быть, и выпить горячего чаю. В помещении, где сидели дети, было очень холодно, почти как на улице. Женщины, которые присматривали за сиротами, сказали, что топят они углем, а уголь кончился, когда привезут ― неизвестно. Чаю, правда, дали, сказали «спасибо» за книжки, да и простились. Но Таня с тех пор стала приходить туда часто. Может быть, ей просто некуда было больше идти в свои свободные дни, не о ком заботиться, а может быть, глядя на абсолютную неприкаянность здешних ребятишек, ей казалась не такой уж плохой своя собственная жизнь… Кто знает?

Няньки не были против ее присутствия, ведь девушка читала малышам, разговаривала с ними, выводила на прогулки.

Детей было человек двенадцать, иногда меньше, иногда больше. Только пятеро числились сиротами, у остальных имелись матери, но пьющие. Иногда они забирали своих детей домой, но вскоре возвращали сами или их приводили соседи, ― как только начинался очередной запой.

Зимой здесь почти всегда бывало холодно, обогревались, как могли. Однажды зашла с проверкой какая-то чиновница и ужаснулась, увидев голые провода, подведенные к самодельным батареям в спальне мальчиков, рядом с их головами. Наслала пожарных, проверяющих, те стращали, но больше для порядка: всем было понятно, что детей девать в их городишке некуда и что уголь для отопления тоже никто не купит. Отстали.

Прошло несколько лет. В столице, если верить старенькому библиотечному телевизору, происходили события, менялись главные лица, а здесь, в родной глуши, изменений было мало, вот разве что на соседней улице починили и открыли маленькую церковь, а в библиотеке появился выделенный по какой-то программе компьютер. Ему не были рады: пользоваться никто не умел, а только боялись теперь очень, как бы не забрались воры, не украли дорогую вещь. Все свободное время Таня по-прежнему проводила в приюте. Там она и нашла своего ребенка.

Наверное, она взяла его из жалости, поскольку очень уж он был плох даже на фоне общего неблагополучия. Мальчик был из потомственных приютских: здесь выросли и его мать, и его бабушка. Не то чтобы приют существовал очень давно, просто бабушка своего первенца родила в шестнадцать, и мама и вовсе малолеткой начала «взрослую» жизнь: и пятнадцати не было, когда приютские няньки заметили ее беременность…

Появившегося младенца юная мамаша практически сразу тоже оставила в приюте, а сама ушла восвояси, имя, правда, ребенку успела дать ― Артур, наверное, это имя запало в голову в те времена, когда Таня читала и ей тоже разные исторические книжки. Это ненашенское, жесткое имя совсем не шло слабому белобрысому мальчику. К двум годам он еще совсем не говорил и неуверенно стоял на ногах, все больше ползал по истертому до нитяной основы приютскому паласу. Таня, а за ней и все другие обитатели дома стали звать его Алешей.

Практически он вырос у нее на руках. Таня меняла ему подгузники, вытирала вечные сопли, гладила по белобрысой голове. Он хватал ее пальцы своими маленькими влажными ручками и пытался вставать на ненадежные ноги. Он один сумел вызывать у Тани ту жалость, которая заставляет действовать.

Таня оформила опеку и забрала ребенка к себе в деревню, справедливо рассудив, что на воздухе и на овощах с огорода мальчик пойдет на поправку. Мать пьяно ругалась, но молодая женщина неожиданно проявила твердость и не согласилась вернуть ребенка в приют.