Нефтяная бомба

– В вашей стране, Джейк, всегда были и будут люди, которые против России. Мы это понимаем. Так получилось. У них тоже есть своя правда, как ни крути. Для них Россия – исчадие ада, ее нужно уничтожить любыми средствами.

Джейк резко поворачивается ко мне. Снимает очки. Сорвался? Бли-и-ин…

– Знаешь, друг, откровенность за откровенность. Раз уж у нас сейчас сеанс душевного стриптиза. Мне не особо нравится ваша страна – и никогда не нравилась. Меня учили воевать против вас. Воевать за свободу. И знаешь что? Мне не нравится, что вы делаете со свободой. С демократией. Как вы искажаете их смысл. Как вы искажаете смыслы всего, что попадает вам в руки.

– …

– Ваша проблема в том, что вы никогда не бываете честны. Даже с самим собой. Не знаю, почему это так, но это так. Да, вы умнее и хитрее нас, это я признаю. Да, вы жестче и, наверное, жизнеспособнее нас – это я тоже признаю. Но наш мир – я имею в виду американский мир, который мы тут хотели построить, – он намного лучше того, что вы строите везде, куда приходите. Намного лучше, друг мой, и думаю, вы сами это понимаете. Нет, я не обвиняю вас в том, что вы не дали нам его построить – тут другие приложили руку. Но все равно…

Однако…

– It’s better to be a saint, but it’s impossible… – медленно говорю я. – Лучше быть святым, но это невозможно.

Джейк поднимает брови – они у него светлые, выгоревшие. На коже – высохшие следы соли, как от слез.

– Просто замечательно. Чьи слова?

– Юрия Андропова. Председателя КГБ. Он, кстати, был поэтом. Тайно писал стихи. Опубликовали уже после смерти. Хочешь, еще почитаю?

– Не нужно, я закончу мысль. Я не стал бы помогать тебе, если бы не видел правду или не хотел ее признавать. Вы – есть. И мы – есть. Вместе – мы еще что-то можем сделать. В одиночку – уже нет. И я предпочту мир с Россией, чем с долбаным Китаем во главе всего, или еще похуже. С минаретами на каждом углу.

– Я сражаюсь ради того же, – вставляю я.

– Я еще не закончил, – обрывает меня Джейк. – Проблема в том, что среди нас есть враги. Люди, вставшие на сторону зла, сделавшие это осознанно и извлекающие из этого выгоду. Это намного опаснее, чем все, что происходило до этого. Это люди, которые готовы сотрудничать с типами, подобными Бен Ладену, и им плевать, сколько американцев тот убил до этого. Лучше быть святым, но это невозможно. Да, это так, но мы хотя бы пытаемся. А вот они – нет. Именно поэтому я прошу тебя приложить все усилия и дать мне документы. Это нужно вам не в меньшей степени, чем мне…

Джейк делает гребок к берегу. Я придерживаю матрац:

– Деньги, где обычно.

Он качает головой:

– Не нужно. Сегодня не нужно денег. Я даю тебе информацию – ценность оцени сам. И прошу информации взамен.

– Возьми, – настаиваю я. – Про информацию – сделаю все, что смогу. И еще. На вокзале тебя ждет подарок. Вот, возьми ключ.

Подарок и в самом деле его ждет. Две бутылки клюквенной «Финляндии», местная еда. Сыр, пахлава, которую надо еще найти – нормальную, как в «Тысяче и одной ночи». Надо заботиться об агенте – даже в мелочах. Показывать, что ты ценишь его. Помнить о его дне рождения, о детях. Это из старой, но не утратившей актуальности филерской инструкции еще царского императорского сыска.

Джейк берет ключ:

– Я очень на тебя рассчитываю, друг…

Мне становится не по себе. Я киваю и отпускаю матрац…

Еще назад плыть…

– Эй, русский!

Я оборачиваюсь.

– Береги спину!

– Что?

Вместо ответа Джейк показывает пацифистский знак. Потом начинает загребать к берегу…

…Выйдя на берег, ложусь передохнуть. Мысли такие… Ленивые и в то же время тягостные. Связываться с американцами, конкретно вплетаться в их интриги – не хочется, хоть кричи. Запросто можно погибнуть. Американцы в Ираке все еще есть, никуда они не уходили. Только в посольстве несколько сот человек. В том числе три военные базы, которые остаются за американцами. Две на севере, в Курдистане, и одна – в одиннадцати километрах от Багдада.