Я уже собираюсь встать и позвать ее лично, когда вижу, как она спускается по лестнице. На ней один из шелковых халатов, которые я купил для нее. Он подходит к ее темно-зеленым глазам. Когда она приближается, я замечаю, как полы халата скользят по загорелой обнаженной ноге. Поднимаю взгляд к ее талии. Пояс туго завязан, подчеркивая изящную фигуру. Затем мой взгляд останавливается на груди, которая покачивается, и тут Лотти доходит до первого этажа.
Ошибки быть не может – под халатом на ней ничего нет.
Когда ее глаза встречаются с моими, она говорит:
– Я принимала ванну, когда получила твое сообщение. – Голос монотонный, совсем безжизненный. В глазах печаль, и пусть в этом халате она выглядит соблазнительно, я не вижу в ней той уверенности, которая обычно присуща ей.
Вспоминаю слова Брейкера, они словно удар под дых.
Лотти выдвигает стул и садится. Она не обращает внимания ни на сервировку, ни на меня, ни даже на еду. Вместо этого разворачивает салфетку, кладет ее на колени, а затем берет вилку и нож и отрезает маленький кусочек пиццы. Я наблюдаю, как ее губы округляются, и она втягивает воздух, пытаясь остудить горячую пиццу.
Ни намека на юмор или злость, просто… ничего. Как будто ванна, которую она только что приняла, смыла все следы той Лотти, которую я узнал за последние несколько дней.
Никакой язвительности.
Ни капли ненависти по отношению к моей персоне.
Желание спорить улетучилось.
Она совсем не похожа на себя прежнюю.
И хотя, кажется, она действовала мне на нервы каждую секунду, пока была рядом, та Лотти мне нравилась куда больше.
Думаю, сегодняшний день сломал ее, и меня это не устраивает. Да, временами я бываю бессердечным ублюдком, но это… Сейчас мне не по себе.
Установленные мной самим правила кажутся неправильными, поскольку я чувствую потребность рассказать ей о том, что произошло сегодня, желая вернуть огонь, который исчез из ее глаз.
– Мне нужно было ответить на важный телефонный звонок. – Смотрю на нее, подстерегая хоть какую-то реакцию.
– Уверена, так и было, – тихо отвечает она, но некоторая резкость в ее тоне свидетельствует, что она не верит мне.
Нет нужды оправдываться. Я не должен ей объяснять что-либо, касающееся моей работы и того, как веду дела, но ощущение неправильности происходящего все еще не покидает меня. Я хочу снова увидеть блеск в ее глазах.
– Разве ты не хочешь спросить, что может быть важнее твоей сестры?
Она поворачивает голову в мою сторону, мельком смотрит на меня, а затем снова возвращается к еде.
– Зачем мне спрашивать? Я уже знаю ответ.
– И каков он?
– Что это не мое дело. – Лотти откладывает вилку и нож и говорит: – Хаксли, я знаю свое место на твоей шкале важности. Объяснения ни к чему.
Она опирается ладонями о стол, встает и направляется к лестнице.
– Ты не доела.
– Я не голодна, – раздается в ответ, пока она поднимается по лестнице, и халат развевается вокруг ее ног.
И она уйдет вот так? Даже ничего не сказав?
Без возражений?
Без язвительных шпилек?
Без раздраженного взгляда в мою сторону?
Нет, так дело не пойдет.
Мой взгляд по-прежнему прикован к лестнице, пока я лихорадочно обдумываю, как мне поступить. Когда дело касается бизнеса, мне чужды эмоции, я всегда руководствую логикой и голосом разума, так что здесь я на неизведанной территории. Мне не хочется признавать, но Брейкер может быть прав. Мне нужно, чтобы Лотти была надежным партнером, а если она расстроена, не уверен, что она будет действовать так, как мне нужно.
Но как сделать ее счастливой, в то же время не слишком ввязываясь во все это?
Разочарованно выдыхаю, поднимаюсь с места и следую за ней вверх по лестнице. Не знаю, что буду делать, но не могу позволить ей уйти вот так.
Она уже почти у своей комнаты, когда я догоняю ее.
– Ты не можешь лечь спать голодной, – говорю я, не зная, что еще сказать.
– Я могу делать все, что захочу! – В ее голосе снова слышится знакомая резкость.
Именно это я и хотел услышать. Язвительный ответ.
Потянувшись вперед, я хватаю Лотти за руку и тащу назад до того, как она успевает отойти. Она поворачивается ко мне, и я вижу ее удивление.
– Какого черта ты творишь? – Я снова вижу в ее глазах знакомую искру.
– Напоминаю тебе, кто здесь главный.
Она пытается вырваться, но вместо того, чтобы отпустить, я поднимаю ее руку и прижимаю к стене позади нее.
Глаза Лотти округляются от удивления, когда я продолжаю удерживать ее руку у нее над головой.
– Не нужно напоминать мне, кто здесь главный. Твоя возмутительная неспособность думать о других вполне очевидна. Как скажешь, так и будет.
– Ты правда так думаешь? – Я желаю подтолкнуть ее дальше: мне нужно вернуть прежнюю Лотти. Поэтому свободной рукой я хватаю ее за талию и прижимаю к стене. – Тогда почему ты всегда испытываешь меня?
– Как я испытываю тебя? – удивляется она. Ее грудь вздымается и опускается все быстрее.