Неизбежный финал

Грета наверняка настороженно ждет сигнала мужа, чтобы спуститься. Эта мысль снимает мое напряжение. Не раздумывая дальше, поднимаюсь наверх по лестнице черного хода с револьвером в руке. Войдя в квартиру, слышу из спальни ее голос:

— Ты его убил? Я слышала выстрелы…

Она укладывает чемодан. Поднимает глаза и каменеет под дулом направленного на нее оружия.

— Вы предатели! — презрительно бросаю я ей в лицо. — Предатели!

Что делать дальше, не знаю. Молчу и смотрю на нее с ненавистью. Если бы у меня не было револьвера… Если бы не моя удача…

— Иоганн! — бормочет она угасшим безнадежным голосом.

— Его настигла кара! Он предал фюрера! — Эти мои последние слова наводят меня на одну мысль, и я продолжаю: — Делиус — предатель, но я не предам фюрера. Быстро к аппарату! — Приказ мой звучит как еще один выстрел. Грета Делиус безропотно подчиняется мне. «Только бы у нее не было цианистого калия под рукой», — думаю я. Она останавливается у аппарата, и я еще раз отмечаю, как она красива.

— Вызывай Зигфрида!

Стою над ней, держа палец на спусковом крючке, и она знает, что, нажав один раз, я нажму и второй без особых нравственных терзаний.

— Без глупостей, — предупреждаю я женщину. — У тебя есть шанс, если не хочешь, чтобы и тебя поставили к стенке. Умеешь водить машину?

— Да.

— Вызови Зигфрида и передай ему: «Делиус почувствовал себя плохо. Сердечный приступ. Лейтенанта Грольмана буду сопровождать я. Выйду на связь, когда вернемся с собранной информацией…» Поняла?

Несмотря на шок после смерти мужа, Грета держится неплохо: она повторяет слово в слово мое сообщение Зигфриду. Я смотрю, как она работает ключом, и радуюсь, что додумался сделать это. Было бы совсем ни к чему, чтобы из-за Делиуса прервалась моя связь с «Вальдлагерем» и с моим новым «знакомым» Герштенбергом.

Грета заканчивает передачу. Переходит на прием. Ответ следует незамедлительно, и она мне говорит:

— Зигфрид одобряет предложение лейтенанта Грольмана и приказывает ускорить разведывательную операцию.

В глаза мне она не смотрит. Я прячу револьвер, давая понять, что забыл об инциденте.

— Надеюсь, вы не разделяли намерений вашего мужа, — делаю я попытку сближения. — Зигфрид настаивает на получении информации. Если мы с вами ее не представим, то пошлем на верную смерть сотню германских солдат, которые сегодня утром будут брошены на Бухарест.

— Мне очень стыдно за то, что случилось. Верьте мне, — умоляет она почти шепотом. — Я попробую искупить свою вину…

Мне неважно, врет она или нет. Самое главное — наше «сотрудничество» в целях «выполнения приказа» Герштенберга. В моем случае это означает передать Герштенбергу дезинформацию, полученную от капитана Деметриада.

Только я пока не знаю, как с ним связаться.

— Заприте квартиру! Берем машину и сейчас же едем.

Нужно держаться надменно и сурово. Она меня слушается. Что с ней будет, когда внизу, в гараже, она увидит труп мужа, лежащего в луже крови? Я не люблю истерик. Грета идет впереди. Движется легко, это мне нравится. Только бы ей не пришла в голову идея… Да нет, если бы у нее был цианистый калий, она бы его уже проглотила. Она останавливается как вкопанная, не дойдя двух шагов до трупа, без крика, без рыданий. Останавливается так, будто под ногами у нее разверзлась пропасть.

Эта женщина, должно быть, многое в своей жизни видела. Никакой реакции…

Я спрашиваю ледяным голосом:

— Что будем с ним делать? Оставим здесь?

Ее невозмутимость меня ужасает.

— Что делать? Надо его отодвинуть, чтобы вывести машину. А когда вернемся, посмотрим. — Ее слова кажутся мне циничными.

Я нагибаюсь, беру мертвеца обеими руками под мышки. Он тяжелый. Нужно его оттащить. Грета бросается на помощь. Берет его за ноги. Подумать только! Пятнадцать минут назад он еще был жив.

Оттаскиваем его к стене. Вижу его остекленевшие глаза. Рубашка и брюки в крови. Жена его — а жена ли она ему? — так же бледна и так же безразлична, как и раньше. Ни вздохов, ни слез.

— Я заведу мотор, а ты открой ворота, — говорит она мне.

Я отхожу от трупа, когда она садится за руль. Грета как будто одеревенела и при свете синей лампочки кажется мне восковой куклой. Иду открывать ворота. Если они выходят на Каля Викторией, я увижу наших!.. Грета заводит мотор. Я не спеша отодвигаю створки ворот и облегченно вздыхаю — Каля Викторией! Осматриваюсь — никого. Ни одной живой души, только темень маскировки. В восточной части города взлетает ракета, на миг освещая окрестности. Грета нетерпеливо сигналит. Я делаю знак рукой, чтобы она не двигалась с места. Стою столбом в воротах, чтобы дать им время увидеть меня. Клянусь небом, если бы радистка хотела меня убрать, то этот момент самый подходящий! Рвани она с места — раздавит меня в лепешку. Отсюда до посольства метров пятьсот — шестьсот, оно сразу же за углом. Там она могла бы укрыться под спасительным крылом барона фон Киллингера. Мне, однако, везет: мысль о мести ей в голову не приходит — вероятно, шок еще не прошел окончательно.

Я возвращаюсь к машине и сажусь возле Греты. Чувствую, как она напряжена. Я тоже.