Неизведанные земли. Колумб

«Мое положение именно таково, как я его описал. До сих пор я плакал своими слезами. Теперь пусть небеса пожалеют меня, а земля поплачет обо мне! Из мирских благ у меня нет ни крошки для пожертвования. Лишенный духовного утешения, я нахожусь здесь, в Индиях, как уже было сказано. Я брошен в моем ужасном несчастье, болен, каждый день ожидаю смерти, окружен миллионом дикарей, которые кипят жестокостью и враждебностью по отношению к нам, и я настолько отрезан от таинств святой Церкви, что моя душа будет забыта, если покинет мое тело в этом месте. Я умоляю оплакивать меня всех, кто любит милосердие, истину и справедливость»[417]

.

Как всегда в трудную минуту, остатки прежних помыслов и иллюзий затопили обезумевший мозг Колумба, на этот раз смешавшись со страхом старости. По его словам, он побывал на расстоянии десяти дней пути от реки Ганг; он видел коней массагетов с золотыми уздечками, которые живут рядом с амазонками; он едва избежал воздействия колдовства их шаманов; в Верагуа он обнаружил копи царя Соломона; а теперь он отправится дальше, не только для того, чтобы вернуть Иерусалим, но и для того, чтобы обратить китайского императора в христианство. Он повторил свое заявление о том, что открыл земной рай[418]

. Наиболее тревожной особенностью психического состояния Колумба в это время являлось то, что он пытался обойти факт своей неудачи в поисках пути в Азию, бессмысленно утверждая, что он преуспел в этом. Вспоминая все ошибки, которые допустил, и даже те, от которых отказался, он теперь настойчиво утверждал, что был прав с самого начала. Его великое достижение в признании истинной природы Американского континента и исследовании его протяженности на север вплоть до Гондураса было скрыто под ложными утверждениями о том, что Куба является частью Китая, что все открытые им земли были азиатскими и что все элементы его оригинальной теории о пересечении Атлантики, вплоть до ложного значения длины градуса, были правильными. «Этот мир тесен, – заявлял он. – <…> Теперь опыт доказал это. <…> Мир, говорю я, не так велик, как говорят обычные люди»[419]

. Когда удача делала его прозорливым, Колумб способен был преодолеть последствия ошибок и продемонстрировать гений мореплавателя и заслуги первооткрывателя. Но его письма с Ямайки с их упрямым возвращением к ложным утверждениям знаменуют фактический конец его интеллектуального развития, триумф одержимости под зловещей звездой.

Он писал их, не будучи уверенным в том, что выживет, а письма будут прочитаны. Тянулись месяцы, а от Диего Мендеса не было никаких вестей, и перспективы потерпевших кораблекрушение выглядели безрадостными. Мендес с трудом добрался до Санто-Доминго, но обнаружил, что губернатор Овандо отнюдь не сочувствует бедственному положению Колумба. Он отказался выделить корабли для его немедленного спасения и обязал Мендеса дождаться следующей флотилии из Испании и нанять суда за свой счет. Только после семи месяцев проволочек Овандо отправил Диего де Эскобара удостовериться в бедственном положении Колумба – неблагоприятный выбор эмиссара, поскольку Эскобар являлся ветераном мятежа, присоединившимся к восстанию Ролдана на Эспаньоле в 1499 году. Однако к тому времени, когда он прибыл, Колумб был рад даже виду врага, поскольку это показывало, что Мендес со всем справился и что помощь в конечном итоге придет.

Письма, которые Колумб отправил Овандо в ответ, были, в данных обстоятельствах, образцами такта: он написал о своей благодарности и уверенности в добрых услугах Овандо, поздравил губернатора с его назначением на должность великого командора ордена Алькантары[420] и благоразумно подавил искушение пожаловаться на отсрочку его спасения.