Неизведанные земли. Колумб

Он принялся закладывать основы колониальной империи, когда установил прочную личную связь, сдобренную подарками и укрепленную впечатлением, производимым изрыгающим огонь стальным оружием, с самым важным касиком

, которого он смог найти, по имени Гуаканагари, вождем, как полагал Колумб, северной части острова. По договоренности с Гуаканагари он сделал первый шаг к установлению испанского «присутствия», воздвигнув на северном побережье небольшую крепость в Пуэрто-Навидад и разместив там гарнизон из 39 человек, которые должны были остаться собирать золото и ждать новой экспедиции из Кастилии.

Создание укрепленной фортеции являлось действительно новым шагом: оно не противоречило миссии Колумба, но было признаком политики, ранее не предусмотренной. Это можно понять как развитие событий, возникшее в результате появления новых возможностей и разочарования в прежних ожиданиях, с чем столкнулся и что отметил Колумб. Но в тот момент, когда решение было принято, Колумб предпочел (что отныне станет характерно для него) представить это как результат внезапного откровения, как нечто ниспосланное свыше. Произошло все, по его словам, примерно так. В полночь в канун Рождества «Санта-Мария» безнадежно села на мель. Поначалу (если возможно так совместить два взаимоисключающих объяснения данной катастрофы) Колумб был склонен винить ленивого моряка, вопреки приказу оставившего за штурвалом юнгу. Поразмыслив, на следующий день он увидел причину несколько иначе, как результат предательства «людей из Палоса», которые сначала предоставили негодный корабль, а потом не смогли снять его со скал. Он снова искал убежища в уже знакомом читателю изображении себя одиночкой в беде и жертвой заговора. Универсальная парадигма предательства – поцелуй Иуды – демонстрирует, однако, любому христианину, что даже предательству находится место, причем одно из ключевых мест, в гармонии мира. Для Колумба злонравие матросов было предопределено Провидением так же верно, как и подлость Иуды. «Было великим благословением, – писал он, – и явным намерением Бога, чтобы мой корабль сел на мель, чтобы я оставил часть своих людей». То, что явилось результатом предательства, служило, по словам Лас Касаса, несомненным доказательством для Колумба прикосновения длани Божьей. Из этой протянутой руки Колумб теперь, словно чудом, получил «доски для постройки форта, запасы хлеба и вина более чем на год, семена для посева, корабельную шлюпку, конопатчика, пушкаря, плотника и бондаря». Обломки корабля и пожитки экипажа удовлетворили потребности момента. Колумб, очевидно, решил, что хочет оставить там гарнизон. Таким образом, он переложил ответственность за принятое решение на Бога[236]

.

Потеря «Санта-Марии» обратила мысли Колумба к дому. Он утверждал, что хочет продолжить экспедицию, а его задержка, скорее всего, была вызвана озабоченностью, заметной в пересказах Лас Касаса: добыть как можно больше золота. Начиная с 12 декабря Колумб понемногу собирал золото путем обмена, но поначалу не был склонен верить, что оно добыто на острове. Однако многочисленные подарки в виде золотых изделий в последние две недели декабря, похоже, убедили его в том, что источник золота где-то рядом, и в первые дни января количество свидетельств существования неуловимой «шахты» обнадеживающе возросло. 6 января Мартин Пинсон присоединился к экспедиции с еще большим количеством золота, которое, как он утверждал, получено путем торговли. Он представил оправдания своему поведению, которые Колумб в глубине души отверг как ложь, призванную скрыть алчность, гордыню и даже растрату, но адмирал воздержался от прямого осуждения, «чтобы не дать волю злым деяниям Сатаны, который, как никогда, желал воспрепятствовать этому путешествию»[237].

Ни одного исследователя не убедят лицемерные утверждения Колумба, и он не увидит в траектории его отношений с Мартином Пинсоном ничего, кроме очередной типичной для генуэзца истории дружбы. Колумб был неспособен к умеренности в личных отношениях, и неоднократно его злоба и презрение выплескивались на бывших закадычных друзей. Это не значит, что только Колумб был виноват в том, что нажил соперников и врагов среди близких соратников: Мартин Пинсон, Америго Веспуччи и, как мы увидим, Хуан де ла Коса, Франсиско Ролдан, Перо Ниньо, Алонсо де Охеда. Скорее всего, его любовь и привязанность, часто легко даримые, легко и исчезали; его доверие отдавалось полностью, а любое уменьшение доверия означало его полное разрушение.