Колумб, который не мог предвидеть последствий «культурного шока» от навязывания Америке ценностей Старого Света, был виновен скорее в непонимании реальности, чем в злонамеренности, и ситуация усугублялась тем, что сбор дани в лучшем случае мог быть эффективным лишь в качестве краткосрочной меры. Местных жителей можно было заставить отдать золотые безделушки, которые они накопили за многие годы неспешной добычи неочищенной руды в труднодоступных местах, но пока на острове не была налажена систематическая добыча золота, не было никакой перспективы обеспечить его приток в руки испанцев. В любом случае, как только давние запасы индейцев иссякли, заменить их оказалось нечем. А хлопок, которым Колумб предлагал восполнить нехватку ресурсов в случае отсутствия золота, в качестве заменителя не мог удовлетворить никого. В защиту этой политики следует сказать, что определенная дань должна была взиматься в качестве подтверждения вассальной зависимости от испанских монархов, которой индейцы теперь подлежали по приказу папы римского, а поскольку колония являлась дорогостоящим предприятием для короны, было важно обеспечить некоторую быструю отдачу от нее.
Карательные меры, предпринятые Колумбом, были достаточно энергичными и широкомасштабными, чтобы подтвердить его последующее хвастовство, что он «покорил» Эспаньолу. Во время серии кампаний, начиная с конца 1494 года, он сам, Охеда и Бартоломе Колон побывали почти во всех уголках острова. Колумб ожидал решительного перелома в военных действиях от захвата Каонабу, которого Охеда добился хитростью на фиктивных переговорах, якобы убедив вождя надеть «браслеты», оказавшиеся на самом деле кандалами. Однако это не сказалось на непокорности и сопротивлении индейцев, которые, возможно, даже возросли. «Обильная жатва», как Лас Касас иронически называл войну, привела лишь к срыву производства и истощению рабочей силы. Утверждение Лас Касаса, что в этом противостоянии было уничтожено две трети населения, без сомнения, недостоверно, но реальность должна была быть достаточно ужасной, чтобы приобрести такой масштаб в легенде. Пьетро Мартире, чей взгляд на индейцев был более беспристрастным, чем у Лас Касаса, считал, что число погибших составило 50 000, при этом виня во всем голод, вызванный тактикой выжженной земли, примененной местными жителями. Даже историк Гонсало Фернандес де Овьедо, который разделял предубеждения большинства поселенцев против индейцев и приписывал вспышку насилия их нежеланию сотрудничать с захватчиками, говорил о бесчисленных жертвах[284]
.На кого бы ни возлагали вину за начало кровопролития – на индейцев или на подчиненных Колумба, особенно на Алонсо де Охеду, – как правило, в тех же источниках XVI века Колумбу приписывали прекращение кровопролития. В конце марта 1495 года он повел внушительную колонну вглубь острова, и 200 испанских пехотинцев, 20 лошадей и 20 собак, с отрядом местных вспомогательных войск под командованием Гуаканагари, рассеяли повстанцев «как стаю птиц». В центре Эспаньолы Колумб построил новый форт Консепсьон-де-ла-Вега и получил обещания покорности и уплаты дани от «многих вождей». Согласно легенде о Колумбе, в результате на острове воцарился «такой мир и безопасность, что христианин мог без опаски отправиться куда угодно в одиночку, а индейцы несли его, куда бы он ни пожелал, на своих плечах, как вьючные лошади». Во времена Овьедо в Консепсьоне находилось святилище, где у подножия креста, установленного Колумбом, совершались чудеса[285]
. На самом деле мир был иллюзией. Большая часть дани так и не была выплачена, и Бартоломе Колону пришлось предпринять еще одну кровавую кампанию в следующем году. Тем не менее стоит отметить, что Колумб всегда с гордостью оглядывался на свои достижения в Консепсьоне. В своем последнем завещании он выразил желание внести вклад в часовню на помин своей души и душ членов своей семьи на Эспаньоле, «которую Бог даровал мне чудесным образом, и мне было бы приятно, если бы меня поминали в том месте, где я призывал Его, оно называется Консепсьон-де-ла-Вега»[286].