Неизвестность

Но никого. Иду, останавливаюсь вместе с Дианой. Она шустро бегает вокруг меня, насколько позволяет поводок, обнюхивает стены и кусты, мне становится чуть легче, когда смотрю на нее, такую здоровую и бодрую. Она такая – значит, и я так могу. Не сейчас, но в принципе. Все наладится.

Мой путь – в шинок. Ветхий дом, вход с улицы. Там продают паленую водку. На вынос и в разлив. И наливают в долг, если тебя знают. Водка гнусная, отдает ацетоном. Говорят, кто-то от нее помер. Но, может, не от нее, а от запоя помер. Дело обычное – вошел в штопор и не сумел выйти. В двенадцатом доме так было недавно. Муж и жена. Пили месяц, он уже не выползал из постели, а она еще шевелилась, ходила, где-то доставала. Будучи сердобольной супругой, наливала в стакашек, ставила на табуретку у его изголовья. Он просыпался, тянул руку, нашаривал, выливал в себя, опять засыпал. Спал и пил, пил и спал. Так и умер.

Мне не страшно об этом думать. С похмелья ничего не боишься, кроме одного – что не дадут опохмелиться.

Путь долог и труден.

Но наконец дошли.

Привязываю Диану у крыльца, поднимаюсь, стучу.

Дверь открывает хозяйка. Грязная, краснолицая, пьяная с утра, сердито-веселая.

– Опять? Не дам – и не проси! На тебе знаешь, сколько уже записано? Отдай хоть часть – тогда налью.

– Нету, – выговариваю я. – Завтра.

– Ты и вчера говорил, что завтра. Все, извини!

Дверь захлопывается.

Я спускаюсь, приставляя ноги одну к другой.

Куда идти?

Кому звонить?

Да и звонить только из дома, то есть вернуться. На автомат двух копеек нет.

Иду дальше.

Там пивзавод. Вспоминаю рассказ приятеля: без денег, без надежд, ведомый смутным инстинктом, приволокся он к пивзаводу, к воротам, из которых выезжают машины с пивными бочками и цистернами. Одна машина на выезде притормозила перед поворотом, а у приятеля в кармане был стакан, он достал его и сказал шоферу: «Плесни, помираю!» Устойчивая легенда – шоферам всегда в виде презента наливают трехлитровую банку. И легенда в тот раз оказалось правдой: шофер сжалился, достал банку и плеснул. Да не просто плеснул, налил до краев, подождал, пока жаждущий выхлебает до дна, и тут же налил вторично.

Есть же люди на свете.

Не исключено, правда, что приятель врет. Знаем мы эти алкогольные байки.

Но в таком состоянии надеешься на чудо и веришь в то, во что раньше не верил.

Да, из ворот выезжают машины. Бочки и цистерны до краев полны живительной влагой. При одном взгляде на них судорожно сглатываю.

Но, видимо, есть во мне еще остатки стыдливости. Не могу подойти и попросить. Хотя, пожалуй, попросил бы, не переломился, но у меня нет стакана, не во что налить. А из банки хлебнуть не дадут, нечего даже и думать.

Иду дальше.

Вдруг что-то подкатывает к сердцу и тут же тянет его вниз. Оно падает, пропадает. Желание – лечь и не вставать. Умереть. Если бы не собака, так бы и сделал.

Такое уже было. И проходило. Значит, и сейчас пройдет.

Стою, пережидаю.

Диана тоже стоит. Словно чувствует.

Парадокс такого состояния: точно знаешь, что не можешь уже сделать ни шага, впадаешь в прострацию, а очнувшись, с удивлением обнаруживаешь, что идешь.

Перестаю скрывать от себя, насколько мне плохо, начинаю тихо стонать.

Диана глянула и тут же отвернулась. Застеснялась, что ли?

Медленно иду и мычу-стенаю через равные промежутки времени.

Голос:

– Вам плохо?

Полная женщина в летах, лицо участливое.

А вот взять и попросить немного денег. Почему бы и нет? Ведь случалось же просить у незнакомых людей, и не раз. Правда, чаще у магазинов и у таких же страждущих, как я. Или у идущих мимо мужиков. Они не пьют сегодня, но пили вчера или на прошлой неделе, они знают, каково это. Сегодня я, трезвый, дам тебе, пьяному, а завтра ты, протрезвевший, дашь мне, опьяневшему. То есть они дают как бы себе – в будущее.

– Извините, – говорю женщине. – Я живу тут недалеко… Жена забыла деньги на лекарство оставить. Не могли бы вы…

– Не могла бы! – резко отвечает женщина. – Знаю я ваше лекарство! И жену вашу мне очень жалко!

Мужа своего пожалей, дура толстая, говорю я мысленно, удивляюсь, что могу, пусть и молча, вступать в диалог.

Иду дальше.

Сворачиваю на аллею.

Редкие прохожие.

Юноша спешит со спортивной сумкой.

Озабоченная женщина идет с сумкой хозяйственной.

Старик прогуливается.

И у всех наверняка есть деньги, могут пойти и купить, и выпить. Но не делают этого, хотя могут. Меня всегда поражали люди, которые могут выпить, но не выпивают. Мне нельзя, а я пью. А они могут – и не пьют. Вот дураки-то.

Поправиться надо. Любой ценой.