Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

В традиционной нелюбви имперской пропаганды к Польше читается плохо скрываемый комплекс бедного, но спесивого родственника, так никогда и не ставшего европейцем, а потому насмехающегося над своим более «европеизированным» соседом: «Позабыли честь дворянскую: / По Москве ползли ползком / И сложили гордость панскую / Перед русским мужиком». Кончаловская идет еще дальше, рисуя поляков не только «гордыми», но по-настоящему инфернальными злодеями-врагами России:

Горит, пылает, стонет РусьПод игом польских банд.В Кремле враги: полковник Струсь —Кремлевский комендант.Москву ограбив, обобрав,Орава панов ждет,

Что королевич ВладиславИз Польши в Кремль придет.Придет, займет московский трон,И Польшей станет Русь.

Сарказмами прошита каждая строка, посвященная Польше (что, разумеется, нисколько не сказывается на уровне письма: «Шляхтичи ходят по русской земле. / Гришка Отрепьев — хозяин в Кремле» — ср. фольклорное: «Мальчик в сарае нашел пулемет — / Больше в деревне никто не живет»).

У Пригова этот антипольский пафос имперской пропаганды обнажается через фигуры восприятия официального советского дискурса «простым советским человеком»:

Опять поляки метят на МосквуПонять их можно — ведь столица мира!

Сначала Солидарность там и ХунтаА после — прямым ходом на МосквуКак в сорок первом! Но не оттягатьТеперь земель им исконных российскихНет, дорогой товарищ Ярузельский —Москвы вам покоренной не видать!

Итак, история Москвы-России состоит из бесконечных битв с противниками, осаждавшими ее отовсюду и желавшими ей погибели. Ее доблести в основном — военные, а ее трансформации, постоянные перерождения — результат бесконечных пожаров:

Когда твои сыны, моя МоскваИдут вооруженные прекрасноКуда ни глянут — то повсюду ДемонВдали их — Демон! И вблизи их — ДемонСосед их — Демон! И отец их — Демон!И москвичи бросаются и прогоняют призракИ вновь горит священная Москва

В описаниях Кончаловской обилие пожаров поражает: в поэме рассказывается, как Москва горела при монголах, при поляках, при князьях, при царях, в войнах и в мирное время… И вот в очередной раз «средь многих тысяч мертвых тел / Своих родных и близких ищет / Тот, кто, по счастью, уцелел. / И горькой, дымной гарью тянет, / И горько плачет русский люд / О тех, кто никогда не встанет, / О ком не раз мы вспомним тут. / Не раз еще Москва горела, / Не раз глумился враг над ней, / Орда топтала то и дело / Просторы родины твоей. / Но солнце к вечеру садится / И утром заново встает, / Так каждый раз свою столицу / Вновь восстанавливал народ».

Пожары подобны кинемографическому затемнению, после которого перед читателем предстает новая картина Москвы под рефрен: «Жив народ, и Русь жива, / И опять растет Москва». Рассказы о бесконечных пожарах и последующем чудесном возрождении Москвы позволяют понять правоту Скалозуба, заметившего по поводу одного из них: «Пожар способствовал ей много к украшенью».

Запах гари пропитал не только москвичей Кончаловской, но и приговскую Москву:

Когда здесь воссияли две известных бездныО ты, моя Москва, вперед шагнула и закрыла грудьюЛишь по краям струятся гарь и дымИ горе тем, кто сдвинет тебя с местаСмутившись запахом, идущим от тебяИ москвичи все станут на защитуИ будут их разить, спасая их