Нелюбимая

Зацепин взял в руки вилку, повертел ее, затем отложил. Мне в глаза старался не смотреть. Стыдно? По идеи, должно быть. Но как показывает наш совместный опыт, это самое «должно» совсем ничего не предопределяет. Я видела, как строятся отношения моих родителей, как взаимодействуют Алина и Гриша, как Настя общается со своим мужем. На основе всего этого я понимаю, что наши отношения какие-то хронически-болезненные с самого первого дня. И дело здесь не в контракте, нет. Ведь по такой же схеме вышла замуж и Алина, и Настя, и даже моя собственная мать. А такие вот ломающие проблемы только у меня. Нам с Германом и вместе сложно, но порознь тоже невыносимо.

— Знаешь, — начала я, но муж тут же прервал меня, отрицательно мотнув головой.

— Нет. Сейчас говорить должен я… Потому что вина в произошедшем исключительно моя и… Мне за нее нужно отвечать, — голос Германа звучал тихо и очень серьезно.

Из-за перенапряжения, которое буквально омыло собой пространство кухни, я не могла усидеть на одном месте. Встав из-за стола, я начала ходить туда-сюда, бережно обхватив свой живот руками.

— Мне жаль, — продолжил Герман. — Я понимаю, что оправданий моему поступку нет и мне следовало думать головой, прежде чем набрасываться на тебя с обвинениями. Я не хочу тебя терять, не хочу, чтобы мы с тобой расстались. Должен ведь быть какой-то выход… Не знаю, может, мне следует походить к психоаналитику. Или мне просто трудно принять, осознать то, что я теперь не только глава своей фирмы, но и семьи, — с каждым новым словом Герман начинал говорить всё быстрее. — Я ведь знал и вроде бы был готов к женитьбе, сам настаивал на ребенке, а получается я совсем к этому не подготовлен. Совершаю ошибку за ошибкой и в упор не понимаю, почему делаю это. Ведь вроде бы ты беременна, тебе сейчас сложно и эмоционально, и физически… А я, как мужчина, должен тебя поддерживать, оберегать. Но получается так, что ты намного сильней и выносливей меня. Со всем справляешься, а мне… Мне по-прежнему трудно. Как так? Что со мной? — Герман посмотрел на меня, и я замерла на месте. Его взгляд был полон растерянности и чистого, практически детского непонимания.

— Герман, — слова не хотели складываться хотя бы в отчасти осмысленные предложения. Да у меня даже воздух нормально не мог попадать в лёгкие, потому что я почти не дышала, вслушиваясь в звенящую тишину.

— Арин, мне плохо, — задушено признался Герман. — Я просто морально разваливаюсь.

Я отвернулась от него и спрятала лицо в руках. Мне не хотелось плакать, просто так тяжко на душе вдруг стало и укрыться от этой тяжести разве что получается в собственных ладонях. Я помолчала некоторое время, чтобы ответить ну хоть что-нибудь вразумительное. Один вдох, и я разворачиваюсь к Герману лицом. Воздух со свистом вылетает из горла, когда я вижу мужа, стоящего на коленях передо мной. Голова опущена, руки сжаты в кулаки. Эта картина просто обескуражила меня. Такое слишком сильно отпечатается в сознании и вряд ли когда-нибудь вытравится ровно как всё то многое, что случилось с нами прежде.

— Прости меня, — прошептал Герман, не поднимая головы. Этот крепкий, высокий, по своей природе вспыльчивый и стремящейся всё контролировать мужчина, сейчас стояла передо мной, той кто едва макушкой ему достаёт до подбородка, на коленях.

Я несмело подошла ближе и обняла Германа. Он лбом уткнулся мне в бок и осторожно положил руку на живот, но через секунду отнял ее и заглянул прямо в мои глаза.

— Она, — зашевелил губами Герман, — дочь только что толкнулась. Я прям почувствовал, — он произнес эти слова таким тоном, будто бы ощутил на себе силу какой-то невероятной магии.

— Мы скучали по тебе, — прошептала я и погладила Германа по влажным волосам.



18.

— Если ты, — Настя ткнула Германа в грудь указательным пальцем, — продолжишь изводить Арину, то я перестану с тобой общаться, понятно? Почему ты себя ведешь как неуправляемый подросток? Ты хочешь, чтобы она ушла от тебя? Хочешь остаться один и никому ненужный? Хочешь, чтобы что-то случилось с твоим ребёнком?

Я пыталась успокоить Настю, но она решительно не собиралась отступаться от идеи отчитать своего брата. Если честно, мне даже жаль стало Германа. Стоит, такой высокий, но при этом дико уязвимый, голова опущена, пока сестра ругает его, поучает. Не уверена, что после утреннего и крайне тяжелого разговора, сейчас самое время, чтобы выслушивать нравоучения, но с другой стороны, Герману иногда полезно послушать о своей неправоте.

— Прекрати думать о прошлом и давай уже становись, в конце концов, мужиком, — Настя не кричала, не устраивала истерики, просто говорила строго и поучительно. Если честно, сейчас она была очень похожа на Германа, такой же напряженный взгляд и мимика очень знакомая.

Хорошо, что мне хватило благоразумия не рассказать Насте о том, что некоторое время здесь жила Лариса. Это был уж очень такой личный и болезненный момент, которым делиться вот совсем ни с кем не хочется. Да и вообще нужно поскорей вытравить его из памяти.