Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века

Размеры собственности, дом на площади напротив церкви, обожженный кирпич и черепица, используемые в том числе и для постройки конюшен и сеновалов, возможно, и манера одеваться — вот их социальные отличия от семейств самых бедных крестьян, которым не удается разнообразить свою деятельность и вырваться из зависимости от ненадежных и меняющихся из года в год циклов сбора урожая и чьи дома часто сооружены из глины и покрыты соломой. Физическая картина поселения должна была непосредственно отражать социальную стратификацию, меняясь от центра к периферии, от замков к кирпичным домам и соломенным крышам. Тем не менее нотабли, врачи и священники, хозяева трактиров и портные остаются крестьянами. Если мы попадем в дом Джованни Бартоломео Тезио в период его наибольшего процветания[158]

, после того как к нему стеклось наследство его отца-хирурга и его дяди-священника, в справедливости нашего тезиса нетрудно будет убедиться: первая ценность, которую нотариус регистрирует среди его богатств, — это большая куча навоза во дворе дома. Правда, у него 4 дома и 2 лавки (он живет в доме на площади, рядом с дядьями и кузенами), 41 джорната земли, 2 быка, 2 коровы, 4 свиньи, 1 свиноматка, 4 овцы. У него на складе 80 мешков барбариата и ржи, 4 мешка бобов, 12 мешков зерна. Ему принадлежат 32 предмета оловянной посуды, блюда и сковороды, 17 предметов из меди, много железной и оловянной посуды и почти нет фаянсовой, которая преобладает в описях домашнего имущества крестьян. 5 его матрасов сделаны из шерсти, а не из пуха или листьев сорго; у него есть 2 ружья, 2 пистолета, 3 шпаги и 2 кинжала, а не только аркебуза, которая встречается и в самых бедных домах. Его мебель изготовлена из ореха, а не из альберы (то есть клена или другого дешевого дерева), он имеет белье и драгоценности. Таким образом, престиж богатых людей складывается из количества вещей и рода материалов, из которых они изготовлены. Эта зримая реальность отличается от городской, которая предполагает наличие множества картин на стенах и нескольких книг, в Сантене полностью отсутствующих. Вместе с тем здесь мы находим массу предметов, напоминающих о повседневной связи с обработкой земли (плуги, косы, серпы, мотыга, борона, лопаты, вилы, 3 телеги) и с домашним ручным трудом женщин (служанок немного), поскольку у восьми семей из девяти, от которых до нас дошли описи имущества, кроме утюгов и ларей для заквашивания теста (которое потом служит для выпечки хлеба в господской печи), имеются медные тазики для разматывания шерсти и принадлежности для пряжи.

Таково жилище Джованни Бартоломео, и именно он был главным обвинителем Джован Баттисты Кьезы в 1694 г. Из восьми свидетелей четверо выступали против Кьезы более решительно и привлекли к процессу других людей, возможно менее расположенных к открытому противостоянию с викарием: это были хозяин остерии Торретта, портной Грива, негоциант Гаспаре Саротто и вышеназванный аптекарь синьор Джованни Бартоломео Тезио. Феодальная протекция, неординарные карьеры членов семьи Кьеза, бесконтрольная власть должностных лиц, назначенных консорциумом знати, небольшая арендная плата за дома и огороды, выплачиваемая каплунами, — все это снова, спустя пятьдесят лет, привело к появлению у нотаблей желания более открыто вмешаться в городскую жизнь, устранить из нее влияние неконтролируемой власти синьоров. Однако в других отношениях эта группа не вынашивала крамолы: для нее, как и для нобилей, речь шла о правах, богатствах, о полномочиях, неразрывно связанных с положением в социальной иерархии, которая представлялась неизменной — разве что иногда возмущаемой алчными авантюристами, вторгавшимися извне и нарушавшими старинный порядок вещей, вносившими смуту в управление и лавировавшими между местными стратегиями и новыми притязаниями центральной власти.

6. 

Жители городка, защищенного неопределенностью своей юрисдикции, могли бы, вероятно, проявить больше спокойствия и сплоченности, но очевидно, что внешний мир невозможно было поддерживать, так как за ним скрывались конфликты интересов сословий и групп, объединенных вертикальными привязанностями и солидарностью с двумя феодальными семействами, Тана и Бенсо, различающимися своими позициями и политикой. Создается впечатление, что на протяжении всего рассматриваемого здесь периода у любой семьи в Сантене имелись мотивы, чтобы предпочесть изменение структурных механизмов, прежде организовывавших социальную жизнь, и что статус-кво принимался только в качестве компромисса за неимением лучшего: за сложившимися иерархиями, отчасти интериоризованными и утратившими гибкость, скрывалась сильная тяга к переменам. В столь неустойчивой атмосфере перемирия и недовольства, видимого спокойствия и тлеющего конфликта, в которой равновесие никогда не становится окончательным и стабильным, часто расцветают пышным цветом мессианизм и ожидание чудес.