Читаем Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века полностью

Мы видим гораздо больше случаев завещания нескольким компаниям, хотя завещатели, как правило, состояли лишь в одной. Возможно, кроме собственной компании, они хотели оставить нечто тем, которые в светском и партийном отношении были наиболее одиозными, дабы достичь равновесия в религиозном смысле, выходившем в момент смерти на первый план. Впрочем, несмотря на такой разброс позиций, 53 завещания показывают, что предпочтение отдавали более щедрому пожертвованию одной из компаний (в 24 случаях их делали только одному братству, а в 29 — нескольким, но в разном объеме). Более чем в половине случаев это предпочтение было направлено на корпорацию Тела Господня (28) и только в 11 — на Дисциплинантов. Если попытаться установить связь между завещаниями и принадлежностью к социальной группе, то кое-что можно отметить: издольщики в своих дарениях предпочитают компанию Тела Господня, но их пожертвования Дисциплинантам почти столь же многочисленны; нотабли выбирают Дисциплинантов, хотя и они нередко жертвуют корпорации Тела Господня; бедные крестьяне и все остальные в целом более явно привязаны к последней; наконец, женщины, что естественно, отдают очевидное предпочтение особым компаниям, Розарио и Умилиаток, независимо от того, к какой социальной группе сами принадлежат; они жертвуют и братству Тела Господня, но практически никогда Дисциплинантам[160].

И последнее общее соображение: с течением времени наблюдается относительно постоянный прирост размеров милостыни, то есть непохоже, что значение отдельных компаний в глазах сантенцев, составлявших завещания, менялось. Впрочем, с одним для нас очень важным исключением: в период 1687–1696 гг., когда Кьеза вел пропаганду в пользу Дисциплинантов (если верить его словам), число завещаний, упоминающих эту компанию, резко сократилось, и она оказалась на одном из последних мест, перед братствами Святейшего Причастия (Тела Господня) и Умилиаток, которые в процентном отношении никогда не играли существенной роли в духовной жизни общины. По-видимому, здесь сказалась функция контроля, который верующие осуществляли над деятельностью священника посредством компаний. Если поводы для размежевания или объединения в социальной жизни местечка становились менее явными, возникала четко выраженная реакция, которая выступала результатом, так сказать, негативного ответа на злоупотребления Кьезы[161].

При более тщательном поименном анализе выявляется некоторая специфика семейных позиций: например, полное отсутствие компании Дисциплинантов в завещаниях семейств Тезио, Раццетто, Романо и Кастанья, — как мы видели, это нотабли, связанные друг с другом многими узами и враждебные Кьезе. Однако издольщики Бенсо часто принадлежали к Дисциплинантам, а издольщики Тана — к братству Тела Господня, вопреки ожиданиям, которые должны были возникнуть у нас вследствие связей Кьезы с семьей Тана.

В целом эта картина полезна лишь с точки зрения понимания двойственности политической игры и расстановки сил: борьба фракций постоянно то затихала, то усиливалась, будучи временами завуалированной, временами явной, из‐за чего такая серьезная возможность групповой организации, как создание приходских ассоциаций светских лиц, однозначно использовалась лишь в ослабленной форме контроля, осуществляемого коллективами участников компаний и выражавшегося через раздачу милостыни и составление завещаний.

Тем не менее группы и фракции существовали, и на это указывают вполне очевидные признаки. Термин «фракция», который я здесь использую, чтобы обрисовать неустойчивый, непостоянный характер таких объединений[162], выражает стандартный способ политической организации соперничества за наличные ресурсы в ситуации быстрых перемен, сложившейся в Сантене в конце XVII в. В силу горизонтального, по социальным слоям, и вертикального, по клиентелам, характера внутренних разногласий, а также сплачивающих и корпоративных побуждений по отношению к внешней среде рождались случайные и противоположные расстановки сил, но они были связаны не столько с борьбой за иную организацию системы принятия решений и лидерства, сколько с утверждением частных интересов в стабильной, по существу, социальной структуре. Как следствие, появление фракций и их неформальное разрастание в публичном выражении представляются эпизодическими фактами, связанными с фазами процессов и конкретными событиями, хотя в них проявлялись глубокие и устойчивые интересы отдельных групп. Мы уже упоминали самый яркий пример: нотабли, которые выдвинули обвинение Кьезе в 1694 г., принадлежали к тем же семьям, которые подписали прошение об объединении с Кьери за пятьдесят лет до названных событий: это были Тезио, Саротто, Торретта, Тоско и Грива.

Глава седьмая

Внешняя сторона власти: мир в феоде

Перейти на страницу:

Все книги серии Studi italiani

Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века
Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века

1697 год. В небольшой пьемонтской деревне арестован Джован Баттиста Кьеза — священник, занимавшийся массовыми изгнаниями бесов вопреки указаниям архиепископа. Осуждение и последующее исчезновение главного героя становятся отправным пунктом исследования, в котором история отдельной жизни соотносится с общими теоретическими концепциями, выдвинутыми учеными применительно к XVII веку. Джованни Леви — один из основоположников микроисторического подхода — подробно реконструирует биографии всех жителей деревни, оставивших документальный след, и с помощью этих материалов предлагает по-новому истолковать важные аспекты европейской жизни раннего Нового времени — от механизмов функционирования земельного рынка и семейных стратегий до формирования местной политической прослойки и культурной характеристики противоборствующих социальных групп. История Джован Баттисты Кьезы показывает, что одной из ключевых проблем повседневной деревенской жизни при Старом Режиме было сохранение нематериальных ценностей при смене поколений: власти, престижа, должностей, профессиональных навыков. На этом примере автор демонстрирует, как много определяющих для развития общества событий случаются в тот момент, когда, на первый взгляд, в жизни людей ровно ничего не происходит. Джованни Леви — итальянский историк, почетный профессор Университета Ка' Фоскари.

Джованни Леви

Биографии и Мемуары
«Гроза» Джорджоне и ее толкование. Художник, заказчики, сюжет
«Гроза» Джорджоне и ее толкование. Художник, заказчики, сюжет

Интерпретация двух самых известных и загадочных картин венецианского живописца Джорджоне: «Гроза» и «Три философа» – задача, которую пытались решить несколько поколений исследователей. В книге Сальваторе Сеттиса, многократно переизданной и впервые публикуемой на русском языке, автор критически анализирует существующие научные подходы, которые отражают ключевые методологические повороты и конфликты в истории искусствознания XX века. Сеттис тщательно работает с историческими источниками, помогающими составить представление о политическом контексте эпохи, в которой жил Джорджоне и его заказчики, об обстоятельствах общественной и частной жизни Венеции начала XVI века, повлиявших на стилистические инновации художника. Рассмотрев различные версии истолкования «Грозы», Сеттис предлагает собственную оригинальную разгадку картины, учитывающую все детали этого творческого «пазла». Сальваторе Сеттис – итальянский искусствовед, археолог и филолог, президент Научного совета Лувра, бывший руководитель Исследовательского института Гетти и Высшей нормальной школы в Пизе.

Сальваторе Сеттис

Критика

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное