Немецкий дух в опасности

Впрочем, не так просто разорвать и пересмотреть всю историю западноевропейского духа с точки зрения чистой геополитики. Античность, христианство, гуманизм, просвещение все еще – хоть нас и пытаются переубеждать – воспринимаются как общее достояние, общий опыт европейской цивилизации. Гомер и Платон, Данте и Микеланджело: разве мы можем рассматривать их как локальные, пространственные явления, разве можем мы их изъять из той общей культуры, к которой мы все причастны? Стоит нам отречься, и встанем мы перед новой опасностью: потерять можно не только «западные идеи», но и вообще все идеи, связанные с культурой и творчеством, все «старые ценности»; опираться мы вынуждены будем только на собственную «национальную валюту», на скудное духовное наследие в рамках государственной границы.

Любой национализм по природе своей оспаривает автономию духовной культуры. Ведь национализм как таковой есть не что иное, как извращение миропорядка; суть в следующем: нация просто надстраивается превыше всего небесного и земного. Таков французский национализм, таков и итальянский. Но там не отрицается хотя бы сама сфера

духовного. Она скорее встраивается внутрь системы. Интегрируется вся национальная традиция (Tout ce qui est national est nôtre [Все, что есть национального, – это наше]). Античное и католическое наследие всячески оберегается. Вергилий, Данте, Фома: им не просто находится место, они удостаиваются культового почитания. Потому романский национализм и привлекателен для людей культуры. Им тоже приходится, конечно же, искать какие-то компромиссы (так, Маритен, например, отошел от Морраса и ратовал за «примат духовного»), но это никогда не доходит до самоотречения, до ренегатства. Наши же националисты упрекают участников Action française – признавая в целом заслуги этого движения – в том, что те «слишком погрязли в духовном».

Новый немецкий национализм в чем-то подобном действительно не заподозришь. Он делает решительный шаг – и это шаг назад. «Духовное» уже не просто подчиняется национальному мифу: оно лишается самого права на существование. Вот действительно нечто новое: Германия – первая страна, в которой международный национализм объединенным фронтом выступил против духа (включая дух собственного народа) и против культуры (включая культуру собственной земли). Дух, стоит отметить, ниспровергают у нас не какие-то орды варваров, а… сами интеллектуалы.

Повсюду восхваляемый современный иррационализм достигает здесь своего пика и создает свой шедевр. Мы дошли до того, что последователи духовного начала сами начали бороться с духом: все потому, что свой собственный дух вызывает у них только стыд. Это окончательный упадок интеллигенции как таковой, о чем, кстати, французский критик национализма писал еще несколько лет назад (см. «La Trahison des Clercs» Жюльена Бенды). Тогда, впрочем, правые и левые интеллектуалы, совершавшие, в терминах Бенды, «предательство», все-таки предоставляли своим соперникам единую площадку для дискуссий. Интеллигенцию они, может быть, и склоняли к сомнительным компромиссам, но при этом на уровне принципов верили еще в интеллектуальную полемику. Наши интеллектуалы из националистического круга все это перечеркивают и доводят предательство духовных идеалов до логического завершения: то есть, другими словами, до национального самоуничтожения. Эти люди достаточно образованы: у Жоржа Сореля они заимствуют новое понятие мифа, и социологическими приемами они тоже владеют вполне искусно. Тем не менее вся их деятельность указывает на одно: социологизм, какая бы партия ни брала его на вооружение

, есть на поверку лишь маска духовного нигилизма. Нехватку духовно-нравственного содержания прикрыть – или тем более восполнить – социологизмом просто не получается. То же самое с нехваткой любви и благоговения. В каком случае мы проникаемся таинством национального величия? В том лишь, если напрямую чувствуем движение народного духа419. Когда шелестят страницы Die Tat, ничего подобного испытать не удается.