Осенью 1829 года Автор сочинил полусмешной-полупечальный стишок «Дорожные жалобы»:
Не
в наследственной берлоге,Не
средь отческих могил,На
большой мне, знать, дорогеУмереть
Господь судил,На
каменьях под копытом,На
горе под колесом,Иль
во рву, водой размытом,Под
разобранным мостом.Иль
чума меня подцепит,Иль
мороз окостенит,Иль
мне в лоб шлагбаум влепитНепроворный
инвалид.Иль
в лесу под нож злодеюПопадуся
в стороне,Иль
со скуки околеюГде
-нибудь в карантине...Если бы осенью 1830-го Пушкин в Болдино помер от холеры, то слова «чума меня подцепит» стали бы предсказанием. И с тех пор все кто попало повторяли бы: вот, мол, за год до… напророчил...
Посмотрите: перечислено 8 (восемь!) вариантов смерти, в том числе редких: под ножом злодея, на горе под колесом и пр. Да ещё два варианта остались в черновике:
Или
ночью в грязной луже,Иль
на станции пустой,Что
ещё гораздо хуже —У
смотрителя, больной.Забегая вперёд, скажем: Пушкин не искал смерти зимой 1836/1837 — это ещё одна глупая пошлость.
ХCII
. ПРОРОЧЕСТВОПредсказание есть, но не там, где дуэль и смерть Ленского. Пушкин не видит в Ленском себя. Всё в Ленском — антоним Автору: учёба за границей, богатство, хорош собою, заурядный версификатор (рифмоплёт). У барышень в Тригорском Пушкин рисует на бумажке полянку, кусты и говорит о Ленском: «
Вот где я его убил». Это холодное, отстранённое отношение. Уж точно не о себе.Пушкин создал бесконечно много: язык! Уже не знают его стихов, помнят какие-то обрывки, фразы, строчки. Но говорят на его языке. Сами того не зная, не сознавая, шутят, как он; юмор у него часто постмодернистский, хулиганский, беспощадный, чёрный. Так пользуются лазером, не вспоминая Прохорова, так пользуются радио, забыв Попова и Маркони.
Ленский ничего не создал (кроме романтических рифмованных восклицаний «Куда-куда?! Приди-приди!», над которыми Пушкин смеётся). Может, создал бы:
…
Поэта,Быть
может, на ступенях светаЖдала
высокая ступень.А может быть и то:
Поэта
обыкновенный ждал удел:В
нём пыл души бы охладел.Во
многом он бы изменился,Расстался
б с музами, женился,В
деревне счастлив и рогатНосил
бы стёганый халат;Узнал
бы жизнь на самом деле,Подагру
б в сорок лет имел,Пил
, ел, скучал, толстел, хирел,И
наконец в своей постелеСкончался
б посреди детей,Плаксивых
баб и лекарей.Эти два варианта судьбы Ленского — тонкая, невероятно талантливая насмешка над нами, читателями.
Мы доверчиво киваем: да, Ленский мог бы стать большим поэтом, но мог бы ожиреть и прокиснуть в деревне… Эти возможности рассматривают всерьёз. Голый крючок заглотили даже такие щуки как Белинский и Герцен.