Немцы

— Геноссе политишелейтенант, — проговорил, задыхаясь, Штребль, — будьте добры, прикажите этому подлецу Грауеру не прикасаться к тем вещам, которые ему не принадлежат! Он надел на себя костюм покойного Бера и таскается в нем по лагерю!

— Вы успокойтесь! — строго прервал его Лаптев. — Посмотрите, на кого вы похожи!

Штребль смутился, пригладил растрепанные волосы, вытер лицо платком и постарался улыбнуться.

— Ну, а теперь расскажите все по порядку, — садясь в тень, устало попросил Лаптев.

— Вот и они могут подтвердить, — горячо сказал Штребль, указывая на вышедших в это время из столовой немцев из первой роты, — я отказался от этих вещей для того, чтобы они были возвращены жене Бера, а не для того, чтобы ими воспользовался господин Грауер. Это просто подло!

Лаптев озадаченно молчал.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я буду говорить об этом с командиром батальона.

Штребль ушел, а Лаптев все еще сидел в задумчивости и нерешительности. Гнев и досада закипали в нем. Он уже неоднократно говорил Хромову, что Грауер ведет себя безобразно, пускает в ход кулаки, всех обвиняет в антисоветской пропаганде, наводнил кухню своими ставленницами, те тащат направо и налево, а самого Грауера кормят как на убой. Но Хромов, выслушивая всякий раз замечания Лаптева, недовольно морщился:

— Да отстань ты от меня! Ну что он особенного сделал? Ну сожрал лишнее, ну с бабами шуры-муры заводит… Так он ночи не спит, никогда покою не имеет. Смотри, как он немцев в кулаке держит! Найди такого другого!

— Нам не нужны жандармы! Здесь не румынская сигуранца! — возмущенно отвечал Лаптев.

Но убедить Хромова было невозможно. Он явно ценил Грауера за его железный характер. Наблюдая, как тот хватал за шиворот и выталкивал за ворота какого-нибудь бёма, не желавшего выйти на работу, и сыпал при этом отборной русской матерщиной, Хромов только похохатывал.

— Дает он им прикурить! С таким старостой не пропадешь!

— Мерзавец он, а не староста, — гнул свое Лаптев, испытывая острое желание схватить за шиворот самого Грауера.

Теперь надо было что-то срочно решать с этим Грауером, но Хромов, как назло, отбыл в командировку в Свердловск, а у самого Лаптева просто не было сил разбираться с хитрым, подобострастным немцем — одолела жара и сильно мучила не прекращавшаяся последние дни тупая боль в желудке.

В эту ночь Отто Грауеру снились кошмары. Его били сапогами полицейские на пыльной площади маленького городка. Было совсем не больно, но он умолял их прекратить и кричал, что ни в чем не виноват. Потом снилась его каморка возле типографии, где он работал наборщиком, и какая-то полуголая женщина истерически визжала, понося его грязными словами. Ее сменил человек в военной форме, который пытался засунуть ему под мышку раскаленное железное яйцо… Грауер стонал во сне и всхлипывал… Он очнулся только под утро, когда яркий солнечный луч упал на его жалкое, измученное лицо.

Грауер не сразу понял, где он находится, а когда сообразил, что он в русском лагере, из его тонких губ вырвался вздох облегчения. Здесь он чувствовал себя в безопасности, здесь он никого не боялся. Даже строгий начальник лагеря здоровался с ним за руку и разрешил обращаться к нему со слова «товарищ».

Он встал, не спеша умылся, надел коричневый костюм, который хотя и болтался на нем, как на вешалке, зато был совершенно новым. У него никогда не было такого дорогого шерстяного костюма.

Когда большинство немцев разошлись по работам и лагерь затих, он направился в портновскую мастерскую. Здесь чинили засаленную одежду слесарей из механических мастерских, порванную и прожженную одежду лесорубов, шили костюмы по вольным заказам, а также шапки, рукавицы, рубахи, белье. Заглянув в дверь мастерской, Грауер деловито сказал:

— Фройлейн Шуман, пройдите ко мне наверх. Для вас есть письмо из дома.

Черноглазая Нелли, не получившая еще ни одного письма из дома, вскочила и бросилась вслед за Грауером. Он подвел ее к своей комнате на втором этаже женской роты, пропустил вперед, усадил на табурет и зачем-то закрыл дверь на ключ. Нелли сидела как на иголках. Порывшись немного в столе, Грауер его закрыл.

— Видимо, я спутал… Для вас писем нет. Но я хочу поговорить с вами, фройлейн Шуман…

Глаза Нелли наполнились слезами, она заерзала на табурете, стараясь не смотреть в землистое лицо Грауера, с отвислой челюстью и нечисто промытыми глазами.

— Я знаю, что в портновской вам трудновато. Целый день сидеть за машинкой… Портятся ваши прекрасные глазки. К тому же вы, наверное, недоедаете?

— Нет, нет, папаша Грауер, — поспешила ответить Нелли, — в портновской мне очень нравится. Другой работы я не хочу.

— Ну, хорошо, — понизил голос Грауер, — вы можете оставаться в портновской… Но обещайте мне, что будете иногда заглядывать ко мне вечерком.

— Геноссе Грауер! — возмущенная девушка вскочила. — Как вы смеете мне такое предлагать? Если бы у вас была дочь и она оказалась бы одна далеко на чужбине, не болело бы у вас сердце, что ее могут оскорбить так, как вы сейчас меня оскорбляете?

— Чем же это я вас оскорбил? Я хотел лишь улучшить ваше положение…