— Да. В университете она давалась тебе без труда. Что же здесь написано?
— Здесь написано «Не верь Наезднику», — с трудом произнёс я, чувствуя, что сердце со всего размаху ударилось о мою грудную клетку изнутри, как будто хотело вырваться из неё на свободу.
— Верно. Это и есть первая часть правила Пренстонов. Ты не должен верить Наезднику. И мы оба знаем, мой мальчик, что может случиться, если этому совету не следовать в точности, — добавил он тихо, как бы в сторону, но эта фраза вонзилась в моё сердце, как острый клинок со стены позади меня.
Я стоял перед злополучным портретом выпрямившись, глядя прямо на него. Лошадиная голова расплывалась у меня перед глазами.
— Отец. Вы… — я едва мог ворочать языком, но сейчас мне было жизненно важно задать этот жуткий вопрос и услышать на него ответ, — вы вините меня в смерти Кристиана?
— Святый боже, Арчи, как ты мог такое подумать, — ответил он с неподдельным удивлением. — Как я могу винить тебя в том, чего не могу простить себе?
11. Сэр Арчибальд, шестнадцатый баронет Пренстон
Мой дорогой друг, я прошу прощенья за то, что записываю дела давно минувших дней с такой страстью и с такими подробностями, возможно, ненужными. Наверное, это что-то вроде терапии, и таким образом, через буквы, я пытаюсь залечить свои душевные раны. Которые, как мне казалось, уже надёжно зарубцевались или, что вернее, я научился с ними жить. Но наш с вами давешний разговор показал, что это не так. Поэтому я всё же продолжу писать письмо, и надеюсь, оно не слишком вас утомит.
Итак, у меня был брат. Формально — младший. Мы были двойняшками, и он появился на свет на пятнадцать минут позже меня. Арчибальд и Кристиан, неразлучные братья Пренстоны. С самого рождения мы привыкли делать все вместе. Мы не были близнецами, но требовали, чтобы нас одевали одинаково. Пожалуй, одежда была единственным, что нашим родителям приходилось покупать в двойном экземпляре, зато мы никогда не ссорились из-за игрушек или книг. Скажем, у нас был один плюшевый медвежонок и один электрический поезд на двоих; если один из нас играл с поездом, второй спокойно ждал своей очереди быть машинистом, а пока подыгрывал брату в роли начальника станции. У нас не было проблем в общении друг с другом, чего не скажешь о взаимодействии с окружающими. Обитатели Пренстон-холла, будь то наши строгие воспитатели или наши любимые родители, не допускались в наш тайный мир. Мы с братом были абсолютно самодостаточной системой, подвергающей критическому переосмыслению каждый совет или рекомендацию, исходящий извне.
Поэтому когда в нашей детской появился незнакомый мальчик, мы никому об этом и словом не обмолвились. Мы считали, что и сами прекрасно во всем разберёмся. То обстоятельство, что он приходит к нам только, когда поблизости нет взрослых, нас и вовсе не занимало. Когда тебе едва исполнилось шесть и ты не знаешь толком, как этот мир устроен, ты склонен воспринимать новые события как должное, как нечто, о чём ты попросту не успел узнать. Маленький незнакомец был ненавязчив и не пытался влезть в наши игры. У него была своя собственная игрушка, которую он приносил с собой: деревянная палочка с прикрепленной к ней лошадиной головой. Может показаться, что у деревянной лошадки нет никаких шансов привлечь внимание двух серьёзных людей, владеющих чудесным электрическим поездом, который ходит по миниатюрной железной дороге с мигающими светофорами и передвижными стрелками, но это было не так. Новый обитатель нашей детской так самозабвенно играл со своей лошадкой, придумывая новые фокусы и трюки, что мы волей-неволей всё чаще посматривали в его сторону.
В конце концов мы с братом заинтересовались настолько, что решили с ним познакомиться. Своего настоящего имени он нам не сообщил, предложив называть его Наездником. У него было одно сразу же подкупившее нас качество: несмотря на то, что Наездник был явно старше нас, он не заносился и не держался с нами покровительственно, он был с нами на равных. Нам не приходилось спорить с ним о лидерстве, он с лёгкостью уступал нам главную роль, если я или Кристиан этого хотели. Словом, он оказался прекрасным партнером по играм, к тому же у него всегда была в запасе какая-то действительно революционная идея, которая в корне меняла наше представление о мире. Именно с его подачи мы решили досконально исследовать огромный дом, в котором жили. Правда, для этого нужно было проявлять известную изобретательность и ускользать от внимания взрослых, приставленных присматривать за нами. Поскольку с помощью Наездника мы всё лучше овладевали этим искусством, терпение воспитателей истощилось, и они вынуждены были обратиться к нашему отцу за поддержкой.
Я хорошо помню тот день, когда это произошло. Я могу воспроизвести его по минутам, хотя предпочел бы забыть его на веки вечные.