Ненависть

И всем стало ясно: готовилась расправа. Никуда не убежишь. Бессильны были изголодавшиеся люди, уставшие от целого дня стояния на дворе колхоза.

У гуменных плетней, где поросла густо седая полынь и откуда шапками торчали бледно-зеленые высокие лопухи, стали женщины – жены и матери вызванных казаков. Никто не понимал, что происходит. Стояли спокойно, как стоит скот, приведенный на бойню.

Молодежи среди вызванных не было. Молодежь стояла в стороне, переглядывалась между собой и подмигивала на отцов и старших братьев.

– Контр-рыционеры!.. Га-га!!.

Володя, сопровождаемый Драчем, чекистами и краскомами бурятского полка, медленно подошел к молчаливо стоявшей шеренге.

– Сказ мой, граждане, будет короткий. Советская власть требует выдачи белобандитов, участников шайки… Требует проводника для розыска ее предводителей… Поняли?

Никто ничего не ответил.

Минуты две Володя стоял против шеренги, ожидая покорности. Казаки смотрели в землю и стояли, расставив босые ноги. Тяжелый дух шел от них.

Володя поднял голову. Белокрылый чибис, играя, чертил по вечернему лиловому небу светлый зигзаг. Полна нежной ласки была засыпавшая степь. Было слышно в вечерней тишине тяжелое дыхание толпы, где-то неподалеку громко плакал ребенок.

Володя повернулся к Драчу.

– Товарищ, – сказал он. – Надо привести людей к повиновению.

– Есть, – по-матросски ответил Драч. – Товарищ старшина[12], ты с левого фланга, я с правого.

Рослый бурят – старшина эскадрона, вынул револьвер из кобуры и пошел к казакам… Те стояли все так же молча, не шевелясь, не понимая, что происходит.

– Начинать, бачка, прикажешь? – сказал бурят.

– Да, начинай.

Первый выстрел раздался глухо и, так как никто его не ожидал, никто как-то на него не обратил внимания. Точно палкой ударили по сухой доске. Крайний казак упал как подкошенный. Напряженная, томительная тишина стала кругом.

– Бац… бац… – раздавались в ней выстрелы. – Бац… бац…

Казаки с окровавленными висками и затылками падали на землю, как трава в сенокос.

Всякий раз, как кончалась обойма и Драч доставал новую, он спрашивал:

– Скажете, где атаман белобандитов?..

Глухо молчала шеренга.

Уже восемьдесят человек было убито, когда из шеренги вышел весь посеревший лицом пожилой казак и едва слышно сказал:

– Остановите бойню… Я проведу к атаману.

– Давно бы так… Сколько патронов зря поизрасходовали, – сказал Драч и наигранно весело крикнул Мисину и в толпу казаков:

– Ну, браточки, принимайтесь за лопаты, зарыть эту падаль, чтобы не воняла, а остальных препроводить в слободу на суд… Поняли?..

Подрагивая ногой, щеголевато Драч пошел к Володе, стоявшему в стороне, и с ним вместе направился к автомобилю.

Едва машина завернула за угол в улицу хутора, как точно плотину прорвало – раздался плач, всхлипывания и причитания. Женщины бросились к убитым казакам.

XIII

– При Петре Великом, – наставительно говорил Володя Мисину, сидевшему на переднем сидении и неловко поворачивавшемуся к комиссару, – вашего брата – казака и не так истребляли. Сию сарынь, – говорил царь, – надо до конца извести.

– Да вишь ты и не извели, – сказал Драч.

– Имейте в виду, гражданин, – зловеще продолжал Володя, – советская власть уничтожит всех казаков. Что вы делаете?.. Этой осенью в Ростове съехалось все политическое управление Красной армии – Каганович, Микоян, Гамарник, все видные чекисты были на этом съезде – Ягода, Чернов, Юркин, Шкирятов и генеральный секретарь комсомола Косырев… О чем вы думаете, казаки?.. Вы свои вольности позабудьте, это вам не царская власть!.. На Кубани за полный срыв планов по севу и хлебозаготовкам занесены на черную доску Ново-Рождественская, Медведовская и Темиргоевская станицы. Хотите, чтобы и у вас то же было!.. Черная доска!.. Советская власть знает, что делает… Вы, может быть, скажете, что уже очень жестоки меры!.. Бьем всех, не разбирая правых и виноватых. А как же? Точно мы не знаем, сколь опасно наше положение. Разве не было у нас того, что отдельные заводы давали целые полки белогвардейцев?.. А помните – Кронштадт?.. Мы все это учитываем…

Мисин, сидя на переднем сидении, все круче поворачивался к страшному комиссару и всем видом своим показывал готовность всячески тому угодить. Он дрожал мелкой дрожью.

– Осколки кулачества и белогвардейской контрреволюции у вас, казаков, еще достаточно сильны, – продолжал Володя, – чтобы организовать и разжечь мелкобуржуазную стихию собственников и использовать вековые привычки против советской власти. Вы нас голодом и даже людоедством не запугаете. Нам даже нужно, чтобы вы все вымерли… Сарынь!..

Володя чувствовал себя прекрасно. Он был при исполнении священного долга перед партией и Третьим интернационалом. Он испытывал тот самый административный восторг, над которым некогда на этом самом месте так насмеялся. Казаков он ненавидел лютой ненавистью.

Драч тронул колено Мисина, чтобы привлечь его внимание, и сказал: