Ненавижу тебя любить

— Я не хочу об этом разговаривать.

— Считаешь, я не заслужила правду?

— Прости? Правду? Какую, мать твою, правду ты сейчас от меня требуешь?

— У вас был роман!

— Ну, был. И что с того?

Не знаю, почему произнесенная вслух фраза оказывает эффект сродни удару по голове. Я ведь поняла это, едва услышала о том, кто скрывается за именем Азалии. Поняла, что муж изменял мне с девушкой, которая снилась в кошмарах, которая превратила в ад мою учебу.

Я так и не узнала, за что Иванченко меня ненавидела, но запомнила каждую ее издевку, некоторые из которых выходили далеко за пределы веселых розыгрышей. Никак не получается представить ее рядом с Никольским.

— Что с ней случилось?

— Какая разница? У нас был роман до свадьбы.

— До? И… почему он закончился?

— Я сделал ей предложение. Она отказалась. Все очень просто, прошла любовь — завяли помидоры.

— И ты женился на мне.

— Да. Я женился на тебе. Что, как видишь, стало ошибкой.

— Не говори так. Маша — не ошибка. Наверное, ты был бы счастливее, родись она у Даши, но…

Я отскакиваю от бывшего мужа, когда тот практически рычит:

— Не смей о ней говорить!

— Что… прости? Не сметь говорить о твоей бывшей или о моей дочери?! Володя, очнись! Забудь на минуточку о том, как я тебя раздражаю, неужели я не заслужила хотя бы знать, за что моя чертова жизнь рухнула!

— Нет!

Одним движением в порыве ярости Никольский сносит с ближайшей полки какие-то книги и статуэтку. С грохотом она раскалывается на кучу обломков, и они поблескивают в слабом свете люстры.

— Нет, мать твою, ты нихрена не заслужила, слышишь?! Вон! Пошла вон из моего дома, я не хочу тебя больше видеть!

— Не кричи, ты разбудишь Машу! Эта дрянь не стоит ни единой слезы твоего ребенка, ясно?!

На миг мне кажется, что Володя сейчас меня ударит. В его глазах пылает пламя, оно разгорелось за считанные секунды и сейчас грозится уничтожить все на своем пути. Бывший подскакивает ко мне, сжимает мои плечи руками и несколько раз встряхивает.

— Не смей говорить о ней! Твой папаша ее убил! И ему повезло, слышишь, повезло, что он сдох раньше, чем я нашел доказательства этого!

Комната качается, перед глазами плывут темные круги — и я оседаю на пол. Эти слова теперь клеймо, я запомню их на всю жизнь, я никогда еще не слышала ничего, страшнее, разве что ледяное, полное ненависти, обещание навсегда разлучить меня с Машей.

— Я ведь не знала… Вов, я не знала.

— Да плевать.

Он равнодушно смотрит на меня сверху вниз. Надо подняться, но сил почти нет, а еще очень дрожат руки, и сердце пропускает удары, забывает собственный ритм.

— Прости. Я не хотела сделать тебе больно, я просто… это сложно объяснить, я никогда тебе не рассказывала…

Слова застревают комом в горле, я физически не могу рассказать ему сейчас о том, как доводила меня Даша. И еще мне кажется, что не имею права. Часть меня хочет вдребезги разбить эту хрустальную любовь всей его жизни, рассказать, какое нутро было у его обожаемой Иванченко, а другая часть умирает, с тоской понимая, что мне было бы легче, если бы слова про отца никогда не прозвучали. Если бы он остался в моей памяти как хороший человек.

И Володе будет легче с этой его проклятой любовью к мертвой девушке. В сражении с которой я проиграла еще тогда, в первый же день знакомства с Никольским.

С трудом, но я поднимаюсь. Начинает дико болеть голова, хочется на воздух, вдохнуть кислород, оказаться в одиночестве.

— Мне жаль. Ее. То есть… мне жаль, что она умерла и что вы не смогли быть вместе.

— Черта с два, — все тем же металлическим голосом произносит бывший.

Я вскидываю голову.

— Что?

— Черта с два тебе жаль. Не прикидывайся понимающей и сочувствующей. Ты куда больше похожа на отца, чем хочешь показать. Иди к черту, Ксюша, я не хочу тебя видеть, я не хочу к тебе прикасаться, я не хочу, чтобы ты находилась рядом с моей дочерью. Я хочу, чтобы ты исчезла, ясно?! Раз и навсегда исчезла из моей жизни!



— Я не знала! — мой голос срывается на крик и уже плевать, проснется ли Маша, услышит ли свекр, мирно спящий на диване. — Я ничего о вас не знала, как и об отце, Даша…

— Я сказал не смей произносить ее имя! Не смей думать о ней! Все, что нужно, ты уже сказала! Большего мне не надо. Я повторяю еще раз: вон! Вали из этого дома, забудь сюда дорогу и забудь обо всех уговорах. Тебя в моей жизни больше нет. А Машка справится, она тебя забудет. Отложишься в ее голове как очередная подружка папы. Одной больше, одной меньше, так?

Я замираю, и весь мир замирает вместе со мной. Я уже слышала эту фразу от него, в точно таком же приступе яростной боли, которую без труда можно прочесть в темной глубине его глаз. И я слышала эту фразу раньше, я…

Нет. Не слышала. Я ее произносила.

— Ксюнь, ты точно на встречу выпускников не пойдешь?