И я смотрел. И до сих пор смотрю в кошмарах на изуродованную женщину, которую когда-то любил. Иногда вижу вместо ее лица Машкино, иногда — Настино. Иногда она зовет меня оттуда, из блядского серого холодильника, обвиняет в том, что я не смог ее защитить. Ни ее, ни ребенка.
Я слышал брошенную легко, как обычную сплетню, фразу.
Одной больше, одной меньше…
Просто плюс один к статистике. Один труп. Одна сирота, связавшаяся с бандитами. Одна женщина, дочь человека, пустившего пулю в затылок Даше. Равнодушная, пустая женщина, рядом с которой я больше не мог оставаться.
А еще раньше я точно так же вернулся из больницы. Смотрел на Ксению, на жену, которую лишь формально интересовало, как дела на работе и каким цветом ей сделать маникюр. Смотрел и подыхал, а потом, запершись в подвале, выл, херача кием по бильярдному столу до тех пор, пока он не разлетелся в щепки.
— Если родится мальчик, назовем его Димкой, — щурится Даша, пытаясь дотянуться до ветки сирени.
— А если девочка? — хмыкаю я.
— То Машей. Красивое имя. Маша… Машенька. Машуня. Я бы тоже хотела, чтобы меня звали Машей. Хочу красивое имя…
— Маша, Даша — какая разница?
— Хм… да, ты прав. Лучше как-нибудь ярко… Азалия! Точно, я была бы Азалией! Круто?
Дашка смеется, оставляет в покое ветку и возвращается к стаканчику с мороженым.
— Идем к машине, я отвезу тебя домой.
— Ну, Вова-а-а, ну, давай еще погуляем? Пожалуйста! Пожалуйста! Умоляю!
— Даш, мне надо домой. Я приеду завтра, привезу тебе чего-нибудь. А сегодня переведу деньги на коляску.
— Никольский, скотина ты такая, ты думаешь, мне от тебя денег надо?!
— Боже, хватит! — морщусь я. — Даш, прекрати, мы уже об этом говорили. Я не отказываюсь от ребенка. Родится, сделаем ДНК-тест, я признаю его и будете жить в шоколаде. Это максимум, на который ты можешь рассчитывать.
— Потому что ты не бросишь свою малолетку? И вообще… ты охренел?! Какой ДНК? Ты мне не доверяешь? Ау, Вова, я тебя люблю вообще-то.
— Ну, между твоими «люблю» промежуток в пять месяцев. А детей, знаешь ли, и без любви иногда зачать можно.
— Ты ее любишь? — вдруг спрашивает она.
— Нет.
— Тогда почему с ней?
— Потому что я на ней женился. Она неплохая девушка.
— А я плохая?
— А ты отказалась от меня. Я не буду жить, вечно ожидая, что стукнет тебе в голову. Да и поезд давно ушел.
— Ну и дурак.
На глазах Даши появляются слезы и мне немного стыдно. Доводить глубоко беременную женщину до истерики… да блядь!
— Порядочный типа, ага. Верный. Сдохнешь в этом браке, Никольский! Ненавижу тебя!
— Даша, прекрати нервничать, для ребенка вредно!
Она отшатывается, когда я пытаюсь взять ее под руку.
— Да чтоб он не родился!
— Тебе надо к психиатру.
— Да! — орет так, что на нас оборачиваются прохожие в парке. — Надо! Ксюше твоей надо! И тебе! А знаешь, что? А я с ней пообщаюсь! Посмотрим, захочет ли она с тобой жить, когда узнает о ребенке! Ссышь рассказать, да? Страшно? Папочка-депутат обидит?
— Дашка, дура, замолчи! Успокойся, я сказал! Не нервничай.