Налички рублей четыреста, теоретически хватит на попутку. А на практике дорога достаточно безлюдная, до трассы минут тридцать пешком и… я нервно смеюсь. Если замерзну здесь, Вова, должно быть, будет счастлив. Даже организует похороны по высшему разряду, а после откроет бутылочку хорошего вина и выпьет за долгожданную свободу.
Боже… Даша продолжает мучить меня даже спустя столько лет!
Я не принимаю ненависть мужа, но, кажется, понимаю ее. Меня саму одолевают странные чувства, часть меня все еще любит отца, а другая готова ненавидеть всем сердцем. За то, что из-за него рухнул целый мир, за то, что он так и не стал отцом из детской мечты. За то, что умер, бросил меня и не может ответить на вопросы. За то, что не думал о будущем своего ребенка, ввязываясь в опасные игры с властью.
Обида за несправедливую ненависть бывшего сжимает сердце, но еще сильнее внутри все болит от того, что я причинила ему боль и даже не поняла этого. Разве можно не видеть, как человек, которого ты любишь, сходит с ума по другой? Почему я не увидела? Почему не ушла, когда еще можно было сделать это гордо и тихо?
Я порядком замерзаю, стоя на обочине. Похоже, придется идти к трассе и пытаться поймать попутку там. Ну, или возвращаться в дом, просить вызвать мне такси или зарядить телефон, но… не могу. Устала.
Накатывает какое-то странное равнодушие. Даже когда вдалеке появляется свет фар, я медленно поднимаю руку, внутри теплится лишь слабая надежда, что водитель остановится.
Останавливается. Из окна высовывается Вера, заспанная и недовольная, и кричит:
— Никольская! Ты меня неврастеничкой сделаешь! Садись в машину, быстро!
Мне не надо повторять дважды, я запрыгиваю в теплый салон и сразу же тяну заледеневшие руки к печке.
— Ну, ладно хоть одетая. Я думала, он тебя совсем на мороз выкинул!
— Да нет. Телефон просто разрядился. Я забыла о нем.
— И что? Эта сволочь не могла водителя вызвать?
— Он не знает. Я ушла… мы поссорились, и я громко хлопнула дверью. Фигурально выражаясь.
— Поссорились, — бурчит Вера. — Какое уникальное событие! В бардачке термос лежит, хлебни глинтвейна.
Горячее пряное вино согревает еще и изнутри. Я смотрю на пролетающие мимо темные деревья, вдыхаю запах корицы, имбиря и апельсина, и впервые в жизни не понимаю, что делать. У меня нет ни одного варианта, ничего, кроме тоски.
— Вер, скажи, я очень плохой человек?
— Чего?
— Я выяснила, почему Володя так вдруг изменился. У него был роман с Дашей. Потом ее убили. Помнишь, мы с тобой говорили об этом, и я сказала, что мне плевать? Он это слышал.
— А ты должна была алтарь ей соорудить? Или сдохнуть в процессе скорби? Чего он ждал-то, после того, что она тебе сделала?
— Он не знает. Я не сказала. Что толку теперь поливать дерьмом мертвую девчонку.
— Ну да, живую-то поприкольнее.
— Что делать-то, Вер? Он мне теперь Машку никогда не отдаст…
— Да ты все равно мой совет не послушаешь, — отмахивается Вера. — Но если тебе так интересно: забей. Забей на него на недельку-другую. Ты же знаешь его характер, дай ему перебеситься. Пусть подумает, подрочит там на свою Иванченко, а потом, когда отпустит, пообщаетесь.
— А Маша? Если он решит, что я отступилась?
— До пятницы время есть?
— Есть.
— Ну, вот в четверг вечером и звякнешь. А до этого времени — пропади! Отключи телефон, интернет, просто пропади и все. Ксюх, я тебе так скажу. Да, жалко мужика, такой смерти, как Дашке, никому не пожелаешь. Да, ему было хреново, ты ляпнула, не подумав, ему стало хреновее — ты виновата, я не спорю, надо следить за языком и все такое. Учитывая, что он в принципе к тебе прохладно относился из-за этого навязанного брака, допустим, это стало последней каплей. Но наказание должно быть соразмерно преступлению, верно?
— Наверное… не знаю.
— Ну, как не знаю? Убивать что ли теперь за пару ласковых в адрес бабы, которая, на минуточку, заслужила? Так что пусть справляется со своими страданиями. Не корми его эмоциями. Не злись, не психуй, не реви, не проси и не жалей. Пусть думает, что тебе на него плевать — и посмотрим, как запоет. Тем более что времени у тебя не будет. Я тут придумала, как тебе зарабатывать, не таская тяжеленные подносы…
В окно я вижу, как Ксюша стремглав проносится через сад и скрывается за воротами. Ее больше нет рядом, но в воздухе висит мятный запах моего шампуня, смешанный с легким тоном вишни. Запах, который еще полчаса назад возбуждал до предела, а сейчас медленно убивает.
Я помню, как пришел домой раньше, в то время как они с подружкой сидели в гостиной, обсуждая какую-то хрень. Я не вслушивался в нее, я хотел только добраться до кабинета и нажраться, потому что…
Блядь. У нее не было никого, кто бы ее опознал, и я поехал в морг. Зная, что увиденное навсегда останется в памяти, все равно поехал, потому что какой бы сукой не была Даша, она не заслуживала полного забвения.