Неоконченный портрет

Время шло быстро. В один из дней после смерти папы Селия с бабушкой поехали покупать траурную одежду, и это показалось Селии довольно увлекательным делом.

Селии понравилось носить траур. Траур! Она носила траур, чувствуя себя взрослой важной особой. На улице она воображала диалоги между прохожими, смотревшими на нее: «Видите ту девочку всю в черном? Она недавно потеряла отца». – «Ах, бедняжка! Как это печально». И Селия принимала скорбный вид и низко опускала голову. Ей было немного стыдно за то, что она рисуется, но так хотелось почувствовать себя романтической и загадочной фигурой.

Приехал Сирил. Хотя он сильно возмужал и говорил басом, но иногда его голос неожиданно выделывал те особенные фокусы, от которых краснеют взрослеющие мальчики. Сирил был грубоватый и неуклюжий. Если у него на глаза навертывались слезы и кому-либо случалось их увидеть, он страшно сердился. Однажды Сирил застал Селию перед зеркалом – она вертелась и прихорашивалась в своем новом наряде.

– Ну да, конечно, новое платье. Это все, о чем девицы вроде тебя могут думать, – презрительно бросил он.

Селия расплакалась, чувствуя себя несправедливо оскорбленной.

Сирил сторонился мамы, ему легче было с бабушкой. Для бабушки он играл роль мужчины, главы семьи, и она поощряла его в этом. С ним она советовалась по поводу писем и всего остального.

Селии не разрешили поехать на похороны, бабушка тоже осталась дома. Поехали Сирил и мама. В день похорон она впервые сошла вниз. В своей вдовьей шляпке и незнакомой траурной одежде мама показалась Селии очень маленькой, милой и – беззащитной. У Сирила был взрослый и покровительственный вид.

Бабушка сказала:

– Возьми эти белые гвоздики, Мириам. Ты бросишь их на крышку гроба, когда его будут опускать.

Отрицательно покачав головой, Мириам ответила:

– Нет. Я не стану этого делать.

После похорон жалюзи были подняты и жизнь пошла своим чередом.

7

Иногда Селия неизвестно почему задумывалась над тем, любят ли мама и бабушка друг друга или нет.

Селии было очень жалко маму. Мама редко покидала свою комнату, двигалась медленно, как во сне, говорила тихим голосом.

Бабушка была занята тем, что принимала соболезнования и зачитывала их.

– Мириам, послушай, – говорила она. – Вот письмо от мистера Пайка, он с большим чувством пишет о Джоне.

Но Мириам, страдальчески морщась и отворачиваясь, просила:

– Не надо, пожалуйста, не надо.

Бабушкины брови ползли недоуменно вверх, она складывала письмо и сухо говорила:

– Что ж, как хочешь.

В следующий раз, когда приносили почту, все повторялось.

– Мистер Кларк прислал очень доброе письмо, – начинала бабушка, слегка шмыгая носом, – как хорошо он пишет о том, что наши усопшие всегда с нами. Тебе необходимо это услышать, Мириам.

И тогда, очнувшись от забытья, Мириам кричала:

– Нет! Нет!

Услышав эти крики, Селия поняла, чего хочет мама. Она хотела, чтобы ее оставили в покое.

Однажды принесли письмо с иностранной маркой. Мириам вскрыла его и стала читать. Письмо было написано мелким почерком с наклоном на четырех страницах. Бабушка смотрела, как она читает.

– Это от Луизы?

– Да.

С минуту никто не нарушал молчания. Бабушка пожирала письмо глазами.

– И что она пишет? – наконец спросила она.

Мама сложила письмо.

– Письмо, кажется, адресовано мне. Луиза соболезнует.

В этот раз бабушкины брови переместились чуть ли не на затылок.

Врач посоветовал маме совершить небольшое путешествие, чтобы отвлечься. И через несколько дней они с кузиной Лотти уехали. Селия осталась у бабушки. Через месяц мама вернулась и забрала Селию домой. У них началась новая жизнь – они с мамой были одни в большом доме с садом.

V. Мать и дочь

1

Мама сказала, что их ждут большие перемены. При жизни папы они были сравнительно богаты. Но после его смерти выяснилось, что денег он оставил очень мало.

– Нам придется жить очень-очень скромно. Следует, конечно, продать этот дом и купить дом поменьше.

– Нет, мамочка, только не это! – с горячностью воскликнула Селия.

– Ты так его любишь? – улыбнулась Мириам.

– О да!

Идея продажи дома казалась Селии кощунственной. Как можно его продать? Это же их дом.

– Не знаю, – колебалась мама. – И Сирил говорит… Но если мы будем очень-очень экономны…

– Пожалуйста, мамочка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

– Хорошо, детка. В конце концов, ведь в этом доме мы были счастливы…

Да, в этом доме они были счастливы… Вспоминая годы, проведенные здесь, Селия признавала справедливость маминого замечания. Здесь была атмосфера счастья.

Перемены были существенные. Женни вернулась во Францию. Садовник, который приходил теперь дважды в неделю, следил лишь за тем, чтобы сад и газон не зарастали сорной травой. Оранжереи постепенно разрушались. Горничным Сюзанне и Дорис было отказано. Раунси осталась. Она была непоколебима в своем решении остаться.

Мама пыталась образумить ее.

– Ведь вы же знаете – работы теперь станет гораздо больше. Вам придется и посуду мыть.

– Ну и ладно, мэм. Я никуда не пойду отсюда. Я привыкла к своей кухне, она меня устраивает.