Неожиданное наследство, или По ком кипит смола в аду?

Но Хуан оказался профессионалом во всех отношениях и разливал по десять грамм. По десять грамм! И то ли воздух тут был какой-то особенный, то ли плотная еда сказалась, но с каждыми десятью граммами я не пьянел, а трезвел. И в эффект этот сначала я не поверил, и даже коснулся указательным пальцем носа (и не промахнулся), и прошелся по палубе и не упал, поскользнувшись на камбале и не свалился за борт, отлив ради эксперимента в океан. Хуан пристыдил меня за хулиганство, укоризненно покачав головой. И выдал спасательный жилет и потребовал, чтобы я его надел для его спокойствия. А Хуана развезло. И это было заметно. И я кинул ему второй спасательный жилет, и то, насколько строптиво он его оттолкнул, подтверждало подозрения, что капитан пьян.

Вдобавок у него развязался язык. И он рассказывал и рассказывал, а транслейтер переводил и переводил. Я многое не понимал, но не факт, что это было проблемой устройства — возможно, уже на входе была сильно несвязная речь. Но суть я улавливал по ключевым словам, и понял, что слушаю изложение банальной и типичной life story — в молодости в этот день он закатывал гулянки, на которые собиралось много друзей; потом праздники стали скромней в итоге скатились до семейных домашних застолий (а теперь он вообще в море с незнакомым туристом); в какой-то момент дни рождений стали его тяготить, так как вместо «как много еще впереди» расползалось грустное опасение что «как мало уже осталось». И еще он говорил о каких-то обидах, о том, что чего-то не успел, что жизнь его идет черти-как и он не понимает куда идет и зачем. Это был рассказ, вся суть которого умещалась в черточку между датами рождения и смерти. И хотя любая жизнь укладывается в этот прочерк (цвет которого отражает, каково было жить между рождением и смертью), но у одних он поплотней и почерней, а у других в нём есть и белые вкрапления.

В свете корабельного фонаря потускнели краски его берета и рубахи, и он казался старым грустным клоуном, выгнанным из цирка. А он пошел в рубку и включил Боба Марли. И NO WOMAN, NO CRY полетела над морем, и басы были так низки, что создавали круговые волны на дальних затухающих кольцах которых, лежа на спинах с попкорном из моллюсков в ластах, качались дельфины, глядя кино «Пьяные в море». Песня окутывала душу светлой печалью и вытесняла мрачное ощущение безнадежности, нахлынувшее от его рассказа. Он стоял у борта и курил, уставившись в темноту. И глядя на него я вспомнил афоризм, который хотя он не очень подходил к дню рождения, но очень подходил к ситуации — «Если кто-то умер, то это еще не значит, что он жил».

Ночью не спалось, и я взялся за сочинительство и к утру закончил стихотворение, и заснул, надеясь, что лазер тоже сделал запись в моих нейросетях.

День рожденья.

Мне кажется, что этот день похож на репетицию последнего прощанья.

Когда, забросив всё, спешат (при том собой гордясь),

чтобы в процессии со скорбным видом появиться, отметиться, и выпить, и поесть.

(Возможен вариант без третьего и без второго, но вот без первого — никак).

А день придет к другому надобно идти, испытывая чувство на уровне молекул ДНК,

причастности к порядочности некой.

Не так? Не то? И основания другие?

Какие основания дают нам право врать?

Ведь сказанное в эти дни лукавство в восьми из десяти.

И глупость в девяти из десяти. И все мы знаем это.

Так что ж мы идиоты, коль с нетерпеньем дня обмана ждем?

Мир скучен и жесток?

Так плакать нужно в этот день в три раза больше и горевать,

что суждено кому-то было появиться на поле битвы, что зовется «жизнь».

А мы ведем себя так, будто понимая сами, что мы добыча,

другого поздравляем с удачным взлетом под охотничьи прицелы.

Я уж не говорю о том,

что наших нет заслуг ни в том, что родились,

ни в том, что мы умрем.

35

Проснулись на следующий день от приближающегося звука. Он нарастал, и было ясно, что движется нечто большое и шумное. И движется быстро. Я бросился наверх, чтобы посмотреть приближающейся опасности в лицо. Лицо было окрашено в нежно-голубой цвет и подало низкий и громкий сигнал, от которого, наверное, проснулись и ангелы на небесах, и черти под водой. К нам приближался огромный круизный лайнер. И он, конечно, прошел мимо. И зрелище это было впечатляющим! Это был тот случай, когда не ты проплыл мимо стены, а когда стена проплыла мимо тебя. Оказалось, что ночью нас снесло и мы попали на «круизное шоссе», и Хуан начал лихорадочно запускать моторы и отходить от океанского монстра в сторону. «Пипец! — Подумал я. — В океане, где не видно никого пока хватает глаз, чуть не случилось дорожно-транспортное происшествие». Слышно было как по рации кто-то с лайнера что-то орал, а Хуан тоже орал, но орал явно оправдываясь. Типа; «Чё ты носишься?!», «А ты сам чё носишься?!». И выяснилось, что номер его записали и передали в полицию, и за нарушение правил дорожно-океанского движения ему грозит крупный штраф. Я достал крупный штраф из кошелька и, засунув ему его в карман рубашки, отдал команду «Домой!». И написал жене «Буду к вечеру. Накатались!».

36