Неожиданное наследство, или По ком кипит смола в аду?

И я бы прошел мимо, но кто-то внутри меня повернул меня к бару без дверей, внутри на стенах которого висело бесчисленное множество фотографий мировых именитостей кино и музыки. Народу в баре много, но три места есть.

Отмечаю, что все бармены поджарые, а один с огромным животом. И стало даже интересно как он подойдет к стойке — казалось, что длины рук ему не хватит подать нам стаканы. Но то ли ниша там для пуза была, то ли он как-то живот в сторону закидывал, но стаканы перешли из рук в руки без приспособлений.

И он показывает мне, мол, не желает ли сеньор сигару. И я отказываюсь, так как имею детский опыт выворота наизнанку от уличных бычков. А жена с дочерью такого опыта не имеют, поэтому дают понять, что сеньора и сеньорита не против злоупотребить табакокурением.

31

На следующее утро за завтраком я битый час по кусочкам склеивал их треснувшую на множество разрозненных фрагментов память. К делу я подошел творчески, намеренно художественно приукрашивая детали для усиления эффекта. Прежде, чем добиться полной дефрагментации, выяснили, что помнить всё «как в тумане» они начали с двух первых затяжек, а потом туман накрыл их с головой быстро и неожиданно. На претензии «А ты куда смотрел?!» и «Чего ты нас не остановил?!» я улыбался, помня, какими милыми и забавными они вчера были, когда их накрыло — и вообще долго казались вполне себе вменяемыми, пусть и не вполне трезвомыслящими. Сигналом к срочной эвакуации стал вопрос ко мне «А вы мужчина, кто?», который я вначале счел за шутку, но присмотревшись к ним внимательней понял, что прекрасная часть семьи уже стоит одной ногой по колено в бессмысленности и рискует, сама того не понимая, мягко завалиться в чарующий беспамятством сон.

До такси, подъехавшему прямо ко входу, чудом все дошли сами, а на этажи уже были занесены с подобающими для гостей номеров категории lux трепетностью и уважением. По дороге пытались затянуть «Степь, да степь», но ввиду отсутствия сил и моей поддержки, не разошлись даже на три такта.

Завтрак по времени совпадал с поздним обедом и решили сегодня никуда не ходить, дав возможность организмам немного прийти в себя в тихом гостиничном хамаме у бассейна с прохладной водой. Стоящие на барной стойке коктейли, одним свои видом сначала вызывали активный вброс желчи в желудок, которая поднималась к горлу провоцируя рвоту. Но потихоньку это прошло, хотя вину с меня за случившееся не снимали весь вечер. А я все думал, как полезно оказывается в детстве перебрать с некоторыми злоупотреблениями, на всю жизнь выработав к ним иммунитет.

32

— Синьор, продлевать будете?

Я все-таки решил выйти в океан. По-взрослому — на большом баркасе, далеко и надолго. Три дня советовался с интернетом и ездил осматривать лодки, пока не подобрал то, что мне понравилось. Как на самом деле эта штука называлась, не знаю, но я именовал ее «баркас» — большое просторное судно с несколькими каютами, душем и туалетом. Но не яхта — для яхты это транспортное средство было сделано грубовато. Да и само название «баркас» мне нравилось больше, чем «яхта». В «яхта» одни понты, а баркас, это такой неладно скроенный, но крепко сшитый мужичок-боровичок, который даже если и подставит бок волне, то все равно извернется к ней носом.

Официальная версия похода в океан — рыбалка. Неофициальная — медитация и поиск замысла для большого рассказа. И для вдохновения капитана хотелось колоритного — старого, просоленного океанской водой, в сапогах, в большом плаще, широкополой шляпе и с трубкой. И чтоб он причмокивал, куря, а голос был противный и скрипучий и пользовался он им редко. Эдакий молчаливый полубандит-полудомосед.

— Хуан. — Представился он, протягивая мне руку. Рука была афроамериканская по цвету и на ощупь походила на швартовый канат — такая же шероховатая, и одновременно и гибкая, и окаменевшая. По татуировке на руке ему было 35, а по фейсу все 135 лет. И лицо его уже словно носил третий владелец, и оно, казалось, кое-как натягивалось на череп, настолько было разношено. Задубели и сальники глазных яблок и потихоньку пропускали воду, которая слезилась с уголков глаз, и он то и дело смахивал слезы тыльной стороной ладони (и удивительно было, как ему не больно тереть глаза канатно-наждачной кожей). Вместо трубки сигара. Вместо шляпы растаманский берет. И не плащ, а безразмерная, с длинным рукавом цветная рубаха, нависающая на шорты. Но были сапоги! Резиновые по колено (а по цвету, словно снятые с утонувшего русского патриота — бело-сине-красные в цвет национального флага).

Оплату договорились проводить за каждые три часа, и всякий раз по истечении договоренного срока он интересовался продлением. Два дня ждали хорошего прогноза погоды и в среду днем вышли в океан под затикавший счетчик путешествия.

33