Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Итак, приступим к третьей песне. Содержание её следующее. Собрался однажды в морское путешествие Садко, богатый гость новгородский. Дружина его строит ему корабли великие, нагружает их товарами драгоценными, и они все вместе отправляются в путь. Вот едут они по морю, вдруг остановились корабли, стали и нейдут с места. Тогда Садко обращается к своим товарищам: "Ай же вы, дружинушка храбрая! Век мы по морю ездили (вариант: 12 лет мы по морю ходили), а Морскому царю дани не плачивали. Видно, он от нас теперь дани требует. И вот он велит бросить в море бочку-сороковку чистого серебра — нет, нейдут корабли с места; бросают тогда в море бочку-сороковку чистого золота — всё-таки корабли с места не трогаются. "Ну, — говорит Садко, — видно, живой головы требует себе в море царь Морской!" И он велит своей дружине метать жеребьи в море: чей жеребий потонет, тот и прав. Сам он бросает жеребий тяжёлый (по одному пересказу — золотой, по другому — булатный), остальные его товарищи бросают жеребьи лёгкие (по одному пересказу — ветляные, по другому — волжаные), но тонут эти лёгкие жеребьи, а тяжёлый Садков всплывает наверх. Тогда он переменяет гаданье, велит снова метать жеребьи в море с таким уговором: чей жеребий всплывёт, тот человек и прав. Садко бросает жеребий лёгкий, а товарищи его бросают жеребьи тяжёлые — всплывают тяжёлые жеребьи товарищей, а лёгкий Садков жеребий уходит в воду. Тут Садко говорит: "Это по меня смерть пришла, это меня требует к себе царь Морской за то, что много лет хожу я по морю, а царю Морскому не давал никогда дани-пошлины…". И берёт Садко свои гусли золотострунные, велит спустить на море доску (в одном пересказе она названа шахматницей с золотыми тавлеями), и только он сходит со своего корабля и садится на эту доску, в то же мгновение все корабли снимаются с места и беспрепятственно плывут далее. Между тем, оставшись один на волнах, Садко опускается на дно морское и находит там палату белокаменную и видит в ней Морского царя. "А, вот и ты, Садко, богатый гость! — говорит ему царь Морской. — Давно уж я тебя жду. Ты, сказывают, на гуслях играть мастер: ну-ка, поиграй, потешь меня!" И стал Садко Морского царя тешить, заиграл в гусли звончатые, а Морской царь зачал скакать, начал плясать, а Садка угощал питьями разными. Играет Садко уже третий день, и оттого сильная буря стоит на море, стало разбивать много кораблей, стало много тонуть народа. Принялись люди молиться Николаю Можайскому, и тогда вдруг очутился перед Садкой старик седатый, он останавливает и говорит ему: "Не играй ты больше на гуслях! Сине море всколебалося, быстры реки разливалися, много тонет понапрасну народа православного. Разорви ты струны на своих гуслях, выломай ты шпенечки, и если станет спрашивать Морской царь, говори, что не на чем тебе больше играть. И если станет тебе сватать царь Морской в синем море девицу-красавицу, пропусти ты первые триста девиц, пропусти потом и другие триста девиц, и третьи триста девиц: позади идёт девица-красавица Чернава — ту и бери за себя замуж. Только как ляжешь спать в первую ночь, не твори с женою блуда в синем море; и если не сотворишь блуда, будешь опять в Новгороде". А на свою бессчётную казну построй церковь соборную Николе Можайскому (по одному особенному пересказу, все эти наставления и приказания даёт Садке царица Подводная, или Поддонная). Садко исполняет данное ему приказание: сломал свои гусли, перестал играть, а потом, когда Морской царь стал ему сватать девицу-красавицу, он пропустил сначала первые триста девиц, потом другие и третьи триста девиц и взял себе замуж девицу-красавицу Чернаву, которая шла позади всех. Но в первую ночь он не творил с нею блуда и, проснувшись утром, очутился в Новгороде, "на крутом кряжу над рекой" (по иным редакциям, сам Морской царь "поставил Садка на его корабль"). Поглядит, а тут бегут по Волхову все корабли, с которыми он в начале песни ехал. Между тем и жена Садкина, и дружина его верная не чаяли уже более увидать Садка: "Остался Садко в синем море! Не бывать Садке со синя моря!" — говорили они. А он тут как раз на крутом кряжу и стоит. И тогда зарадовалась жена его, брала Садка за руки, целовала в уста сахарные. Начал Садко выгружать с кораблей именье — бессчётную золотую казну, и, как выгрузил, построил церковь соборную Николе Можайскому, и не стал более ездить на сине море, стал поживать Садко в Новгороде.

Во всём этом рассказе, кроме некоторых совершенно внешних подробностей обстановки, нет ничего не только новгородского, но даже вообще русского по коренному происхождению и по деталям. Тут нечего искать ни Новгорода, ни Волхова, ни русского моря, ни русских купцов, ни русских вообще людей. Всё чужое, всё пришло в нашу песню — с Востока.

Мы можем представить довольно много азиатских пересказов только что приведённой песни о Садке, потому что, по-видимому, это сказание было столько же любимо, сколько и распространено по древнему Востоку. Начнём же с пересказов брахманских как более древних.