Впрочем, растерялся он ненадолго.
— Дело все в том, о, премудрейшие из фей, что я решил смиренно припасть к вашим ногам с просьбой о помощи! — и тут юноша, скорчив комически умоляющую гримасу, действительно упал на колени перед пурпурными и в молитвенном жесте протянул к ним руки. Юноши из его свиты сразу же покатились со смеху, но остались совершенно бесстрастными и холодными лица фей. — Мы тут с братьями как раз бились над загадкой, да никак не смогли её разгадать, не правда ли, братья? — При этом он вскочил с земли и повернул свое насмешливое лицо к юношам и хитро им подмигнул. — Ну, куда уж нам обойтись без Премудрости, да ещё и Троекратной? — И не дожидаясь реакции, первый залился смехом. Ему вторили все остальные из его компании.
— Не вижу ничего смешного, Азаил, — строго заметила Вторая из пурпурных фей. — Твое поведение в последнее время меня настораживает. Ты совершенно не слушаешься предписаний Совета!
— Ох, как я виноват! — скорчил опять насмешливую гримасу Азаил, схватился якобы в отчаянии за голову, а потом в шутовском покаянии припал на колени перед Второй пурпурной феей, хватая её за нижний край туники. — Ах, как я виноват, о, Премудрая моя женушка, как я виноват, о мать моих детей! Пощади! Только не усыпляй меня, умоляю! Я не выдержу без тебя, помру прямо во сне! — С этими словами Азаил упал на песок и притворился мертвым, притом скорчив такую потешную рожу, что вся его компания снова прыснула от смеха. А пурпурная, досадно прикусив губку, покраснела до корней волос. Ей было стыдно за поведение своего мужа перед её свитой. Но остальные феи сделали вид, будто ничего не заметили.
Наконец, Азаил встал, и опять отвесив поклон, сделал виноватое выражение лица, как у нашкодившей собаки, и спросил:
— Ну и что же, дорогая, было на Совете? Я, признаться, уже давно туда не ходок, после того, как пару раз там чуть заснул от скуки…
И вновь — взрыв хохота за спиной.
Вторая пурпурная побелела от ярости, сжав полы туники в кулачках, но сдержалась.
— На Совете было единогласно провозглашено наступление эры Порядка и Процветания, Азаил.
— Чего-чего? — опять скорчив шутовскую рожу, спросил Азаил, поворачиваясь правым ухом к Второй Пурпурной, якобы чтобы лучше слышать её.
— Порядка и Процветания, — повторила пурпурная фея торжественно. — Отныне феи отказываются от своего затворничества в Поднебесье и приступают к осуществлению великой миссии по преображению всей подсолнечной Целестии. И первое, что мы сделаем, — это уничтожим всех чудовищ в населенной людьми части этого мира, сделав их жизнь полностью безопасной…
— А-а-а! Мудрое решение, ничего не скажешь, — сделав серьезную мину, перебил Азаил. — А потом, я знаю, что вы сделаете — вы посадите людей в люльки, вставите им во рты соски, перепеленаете их и будете рассказывать им целыми днями сказки и петь колыбельные… Ой, как здорово, братья! Моя женушка так давно не рожала, что теперь ей просто необходимы новые приемные детишки — ведь ей так хочется обязательно кого-то пеленать и купать в ванночке!
Взрыв смеха заглушил голос Азаила. А один из юношей даже схватился рукой за дерево, чтобы не упасть — так он закатывался от смеха.
— Мне жаль тебя, Азаил, гордость погубила тебя! — с нотками искренней жалости произнесла вторая пурпурная — в её глазах действительно блеснули слезы! — Ты завидуешь нам, что мы, феи, в заботах о мире, достигли высот магического мастерства, а ты, пребывая в праздности, деградируешь и превращаешься в шута, годного развлекать праздную толпу. Мне жаль тебя, Азаил, ты был талантливым магом, достойным мужем, а теперь ты — всего лишь сорное растение…
— … которое надо выдрать и сжечь! Да-да, непременно выдрать с корнем, растоптать и сжечь!!! Не правда ли, женушка? — В шутовской ярости Азаил сорвал с себя плащ, бросил его на землю и выразительно принялся его топтать ногами под громкий гогот толпы сзади.
— Отец, ты зарываешься! Кто тебе дал право так разговаривать с матерью? Замолчи немедленно! Или мы тебя вышвырнем отсюда силой! — одновременно, голос в голос, произнесли две других пурпурных феи, похожих друг на друга как две капли воды. В подтверждение своих слов они угрожающе подняли свои магические жезлы. Другие феи тоже приготовились к бою.
— О, как это похоже на мою женушку! Она и дочерей моих настроила против меня и ещё и оклеветала! — маска шута сползла с лица юноши и оно покраснело от звериной ярости, став отвратительным и страшным. Он повернулся к своей свите и возмущенно прокричал:
— Слышали, братья мои, меня уже изобразили празднолюбцем и невеждой!
Гул возмущения прокатил по толпе юношей. Из толпы выделился самый юный из них, в голубой тунике и плаще, и возмущенно закричал, размахивая в воздухе руками: