Непобедимое Солнце

— Ахххх, ахххх, как давно-ссс мы не с-с-с-с-слыш-ш-ш-ш-шали таких-с с-с-с-с-словечек…  Чудненьких, чудес-с-с-с-сненьких с-с-с-словечек! Ахххх, как давно-ссс…  — но тут его голос оборвался и стал опять жестким, исполненным ядом ненависти и злобы. — Твоего муж-ж-ж-жа не вернуть, нет-ссс, он уж-ж-ж-же преображ-ж-ж-ж-жен, он преображж-ж-ж-жен, вс-с-с-с-се с-с-с-с-сгорело, все-ссс, да-ссс! Он уж-ж-ж-же не человек, он — чудовищ-щ-щ-ще, лж-ж-ж-ж-живое, с-с-с-с-сильное, мертвое, как с-с-с-с-ама Ж-ж-ж-ж-желтая Ведьма-ссс, да-ссс!

— Откуда ты знаешь, Азаил? Я не верю тебе! — воскликнула Фея в испуге.

— Кхе-кхе-кхе…  Кого ты с-с-с-спраш-ш-ш-шиваеш-ш-ш-шь, дорогуш-ш-ш-ша, кого-ссс? Я с-с-с-ам разработал тех-х-х-хнологию-с. Эта Ж-ж-ж-ж-желтая Ведьма обманом выз-з-з-знала её! Посредс-с-с-с-ственнос-с-с-с-сть!

— Все равно я не верю тебе, Азаил! Я тебе очень благодарна за то, что ты хочешь мне помочь, но я не верю. У фей сильная интуиция, а Принц мой муж и я чувствую в нем человеческое, живое, и в Непобедимом Солнце тоже — в них есть добро! Как и в тебе самом…  В вас всех есть добро, и вас можно спасти, и тебя тоже — я верю в это! — почти закричала Фея опять бросилась к темному пауку, бывшему когда-то Азаилом Премудрым и Прекрасным.

Но чудовище быстро вскарабкалось по стене на уровень потолка, словно боясь снова попасть в объятия Прекрасной Феи.

— Добрая, добрая белес-с-с-с-сая девчоночка-с…  Как мои дочурки-с-с-с, да-ссс, — просипелявил Азаил. — Я с-с-сраз-з-з-зу понял, кто ты такая, с-с-сраз-з-з-з-у…  Ш-ш-ш-ш, ти-ш-ш-ше, тут вез-з-з-з-зде у-ш-ш-ши! Молчок, ти-ш-ш-ш-е! Ж-ж-ж-ж-желтая Ведьма НИКОГДА НЕ С-С-С-С-СПИТ и вс-с-с-с-сегда думает, думает, думает, да-ссс, как бы с-с-с-с-сделать кому-нибудь з-з-з-зло!

— И все-таки, Азаил, — опять перешла на уровень мысли Фея, — чего ты хочешь от меня? Говори! Ведь не только это ты хотел мне сказать!

— Не только, да-ссс, не только, дорогу-ш-ш-ш-а, не только…  Ес-с-с-с-ли Ж-ж-ж-ж-желтая Ведьма падет, да-ссс, падет — не с-с-спраш-ш-ш-ивай, откуда з-з-ззнаю, мне многое открыто, да-ссс, многое, что вам и не с-с-с-с-нилос-с-с-ь, да-сссс! Ес-с-с-сли белобрыс-с-с-сые летуньи ворвутьс-с-с-с-ся в Муравейник-с — нам конец-с-с-с-с, да-ссс, конец-с-с-с-с, щ-щ-щ-щ-щадить не будут, да-ссс! Прес-с-с-с-ступления, да-ссс, над нами, пресс-с-с-с-с-ступления-с-с-с, много крови, много ж-ж-ж-ж-из-з-з-з-зней…  Вс-с-с-с-помни тогда обо мне! Как я с-с-с-с-пас-ссс-с тебя в пещере и з-з-з-з-з-з-здес-с-с-сь, и ещё помогу, потом…

— Но ведь мы никого не казним, только усыпляем, очищаем память и перевоспитываем, разве не так?! — недоуменно воскликнула Фея — она всегда гордилась гуманными законами Сообщества, в отличие от жестоких и варварских порядков Темных веков, с их бесчисленными изуверскими казнями и пытками, даже вспоминать о которых Фея не хотела.

— Так-ссс, так-ссс, дорогуш-ш-ша, так-сссс, — согласился Азаил. — Только не мурин, да-ссс, только не мурин-ссс…  Мурины уничтож-ж-ж-ж-жаются бес-с-спощ-щ-щ-щадно, да-ссс, бес-с-с-с-спощ-щ-щ-щ-щадно-ссс…

Фее стало грустно. Она замолчала. Замолчал и её отвратительный собеседник. Сколько времени длилась эта пауза — неизвестно. Фея не знала, чем помочь этой несчастной твари, а тварь задумчиво смотрела на Фею, о чем-то думая или, быть может, что-то вспоминая.

Наконец, Фея не выдержала и спросила:

— Скажи, Азаил, я одного не пойму, как ты смог превратиться из Волшебника божественной красоты в такое чудовище?

— С-с-с-смог, с-с-с-мог, дорогу-ш-ш-ш-ша, с-с-с-смог…  — просипелявил голосочек, а потом медленно подполз к Фее и резко воткнул свои усики ей в уши. На этот раз Фея уже не вскрикнула и не испугалась, а боли почти и не чувствовала. Поток образов, как и в прошлый раз накрыл её сознание с головой и Фея увидела…

4.

Множество красивых юношей с прозрачными крыльями за спиной, на открытом большом каменном плато где-то в Скалистых горах. Все горячо что-то обсуждают, много разноголосицы, споров. Юноши облачены в блестящие доспехи, у них на поясах — оружие, а в руках — разноцветные посохи. Они одеты в разноцветные длинные плащи с капюшонами.

Посредине, на возвышении, стоит юноша в серебристо-белых доспехах и серебристо-белом, почти жемчужном, плаще, с золотистыми волосами и светло-серыми глазами. Его лицо возвышенно прекрасно, грозно и воинственно, а его нос с горбинкой придавал ему сходство с благородной хищной птицей.

— Тише, братья, тише, прекратите базар, вы как человеческие бабы на рыночной площади, а не создатели Поднебесья! — раздался его чистый и ясный голос.