Непобедимые

Теперь машины неслись по многорядному прямому и широкому шоссе. Рогов хорошо знал Эммен и его пригороды: Флашинг, Хумеген, Хееренвеен. А вот и Хазарлоо. Конечный пункт, названный Красавчиком. Малознакомая местность, занятая почти сплошь фермами по разведению тюльпанов.

— Слушай, Гуус! — сказал Ури. — Твоя мамаша опять приставала ко мне — ты опять не был на исповеди? Ходил ты или нет?

— Что я там забыл? — огрызнулся Гуус. По всей видимости, религию и мать он не любил.

— Трудно тебе в церковь сходить? А то твоя мамаша думает, что у тебя черт-те что на совести, боишься Богу рассказать. Обещай мне, что завтра сходишь.

— Задрали вы меня на пару с мамой! — сказал Гуус.

— И еще, — добавил Ури, — мамаша твоя жаловалась мне, что ты уже два месяца не высылал денег братишке — тому, что учится в колледже. Давай все-таки поджарим этого фраера в «форде», а его «ситроен» загоним. Тогда ты сможешь послать деньги братишке, поможешь ему человеком стать.

Гуус промолчал.

Ури широко зевнул, почесал рыжие лохмы.

Их обогнал щеголеватый «додж», набитый пьяными юнцами и их подружками.

— Безобразие! — проворчал Ури. — Противно смотреть на молодое поколение. Алкоголь, секс, марихуана с ранних лет. Разве мы такими с тобой были, Гуус?

— Не были! — сказал Гуус. Судя по интонации, он просто хотел отвязаться от внезапно разговорившегося товарища.

Ури нажал одну из кнопок на щите управления, и невидимый душ окатил ветровое стекло, смывая пыль и налипшие брызги грязи. Убийца рассмеялся, как ребенок, довольный новой игрушкой.

— Иисусе! Я пропустил последние известия по радио. Кто же выиграл сегодня в Италии: их «Милан» или наш «Аякс»?

Заядлого болельщика больше интересовал результат футбольного матча, чем предстоящее убийство.

Ури включил, нажав клавишу, радиоприемник, нашел станцию, непрерывно крутившую самые популярные эстрадные «боевики», достал сигарету «Пэлл Мэлл», прикурил от автомобильной зажигалки и откинулся, наслаждаясь быстрой ездой.

По радио мяукали какие-то непонятные девчонки, а потом песня кончилась и запела еще какая-то женщина.

— О, так это же Мадонна! — обрадовался Ури и добавил звука.

По машине поплыл запах виргинского табака. Рогову он показался неароматным, даже тошнотворным, но он провел пересохшим языком по воспаленным, саднившим губам и попросил:

— Дай закурить, мужик!

Гуус тупо взглянул на него в полутьме, медленно сунул руку в карман, закурил сигарету, не выпуская взведенный «глок» из правой руки, затянулся пару раз и протянул сигарету Женьке. Тот раскрыл губы, хотя ему и противно было принимать сигарету изо рта «гориллы». Но в последнюю секунду Гуус ловким движением кисти повернул сигарету и ткнул ее зажженным концом Женьке в рот.

Киллер засмеялся своей шутке противным визгливым смехом.

— Это я тебе припомню! — сплюнув, тихо сказал Женька, чем еще больше развеселил «остроумного» убийцу.

Ури замедлил ход и оглянулся усмехаясь:

— Что, Гуус? Кажется, у этого остряка пропало чувство юмора?

Гуус буквально надрывал живот, всхлипывая и брызгая слюной.

— Мы почти на месте, — сказал Ури, резко сворачивая с идеально ровного шоссе на ухабистую грейдерную дорогу, усаженную развесистыми вязами. Рубиново вспыхнули в лучах фар рефлекторы на дорожном знаке.

Дождь хлестал по слезящимся окнам. Сильный ветер рвал ветви придорожных деревьев.

— Неуютное место для могилы, — заметил Ури. — Я лично укажу в завещании, чтобы меня проводили в последний путь в крематории, чтобы, боже упаси, не гнить в земле! Пора, Гуус. Сейчас будет поворот, а за ним — несколько заброшенных теплиц. Дай ему дернуть виски, но и нам не забудь оставить, чтобы выпить за помин души.

Женька молча слушал.

Все еще смеясь неудержимым, расслабляющим смехом, Гуус достал стеклянную флягу, зажал ее между коленями, отвернул и, сняв крышку, сунул горлышко в рот Рогову.

Женька не противился. Ему, как никогда, хотелось хватить жгучей, бодрящей жидкости. Сделав несколько глотков, он вдруг закашлялся, словно виски попало не в то горло.

Кашляя, он подался вперед, рука метнулась к ноге, оттуда тусклой молнией блеснуло узкое трехгранное лезвие, и Гуус, навсегда перестав смеяться, вдруг повалился назад и захрипел. В горле у него заклокотало, забулькало. Глаза полезли из орбит.

— Не пей все, скотина! — сказал Ури, сбавляя ход. — Тоже мне, кореш!

Женька выдернул стилет и занес его, целясь в шею водителя.

Но Ури вдруг резко уклонился: в последнюю секунду он случайно увидел руку Рогова со стилетом в зеркальце над ветровым стеклом, освещенным фарами почти нагнавшего их «форда» с Белобрысым за рулем.

Распахнув дверь, Женька выпал из машины и, стремительно крутясь, переворачиваясь с боку на бок, покатился к кювету.

Ури выстрелил раз-два наугад, промазал, нажал до отказа на тормоз.

Белобрысый на «форде» не успел затормозить и с грохотом врезался Ури в хвост.

Женька скатился в неглубокий кювет, наполовину заполненный грязной водой с пустыми жестянками из-под пива, выкарабкался из него весь мокрый, пробежал на четвереньках.