Но беспокойство не исчезло, и он понял, что это связано с детьми. Около двух часов Китти привезет их на виллу, и тогда он должен будет решить, что делать дальше. Он полночи размышлял об этом и строил разные планы, но в конце концов все отверг. Разочарование от последнего раза все еще было слишком горьким, тем более что он приложил столько усилий, чтобы найти то, что порадовало бы их обоих. Но Лео стоял перед печатным станком с прищуренными глазами, заткнув уши. А Додо, маленькая нахалка, измазалась черной краской, когда подошла слишком близко к печатному валику. Ему пришлось оттащить ее от станка, иначе она могла лишиться пальцев. Позже, когда они сидели в машине, он пытался объяснить им, что в будущем все машины будут работать на электричестве и что паровые машины на фабрике станут совершенно ненужными. Но детям это было неинтересно. Хотя они уже были достаточно взрослыми, чтобы понимать такие вещи. В свое время он был бы очень рад, если бы отец с детства познакомил его с процессами на фабрике.
– Почему бы тебе не устроить для них что-то приятное? – спросила Китти, когда забирала детей. – Сходи с ними в цирк. Или в кино. Или научи их ловить рыбу. Разве ты сам с друзьями не бегал к ручью на рыбалку?
Он попросил ее оставить свои предложения при себе. Цирк! Кино! Он что, был дежурным клоуном? В его намерения не входило добиваться расположения своих детей таким дешевым способом. Он отвечал за их развитие, его задачей было воспитывать их, задать курс на будущее. К тому же в Провиантбахе уже давно не было рыбы.
Наконец-то! Вошла мама с неизменной Серафиной под руку. Обе тепло поприветствовали его, похвалили Юлиуса за прекрасный стол для завтрака и заняли свои места.
– Мы быстренько зашли к Лизе и младенцу, – сообщила мама, разворачивая салфетку. – Боже мой, посмотрите на это, Серафина. Я сделала эту вышивку добрых сорок лет назад. Тогда я еще не знала, что однажды стану госпожой Мельцер и что судьба приведет меня в Аугсбург.
– О, как прекрасно. – Серафина с благоговением смотрела на вышивку. – В наши дни редко увидишь такую тонкую работу.
Юлиус налил кофе, подал корзинку с воскресными булочками, которые повариха рано утром поставила в духовку. Мама с сияющими глазами рассказывала ему о маленьком Иоганне, который, румяный и хорошенький, спал в колыбели с пухленькими кулачками, как у боксера.
– Он при рождении весил больше восьми фунтов, только представь. Ты в свое время весил всего шесть фунтов, Пауль.
– Ах да? К сожалению, я не могу вспомнить, мама.
Никто не засмеялся над его шуткой. Серафина разрезала свою булочку и намазала ее маслом, мама разъяснила, что Лиза в свое время весила семь фунтов, а Китти – шесть. Он кивнул в ответ, находя странным, что женщины классифицируют своих детей по фунтам и граммам. А если и так, то было досадно, что его сестра Лиза весила на целый фунт больше, чем он.
– Как я рада, что все прошло так хорошо, – вздохнула мама, – я не хотела никому говорить, но я много ночей не спала от беспокойства. Лизе в этом году исполнится тридцать два года – это очень большой возраст для первого ребенка.
Серафина не согласилась. Дело было не в возрасте, а в конституции. Лиза всегда была крепкой, и потом, у нее была «беззаботная молодость». Экономка имела в виду молодых женщин из рабочих кварталов, которые часто имели опыт общения с мужчинами уже в тринадцать лет.
– Жаль, что крещение придется праздновать без отца, – заметила она, двусмысленно подмигивая через стол.
Пауль почувствовал, что мама ищет поддержки, однако у него не было желания обсуждать эту деликатную тему в присутствии экономки. Вчера ему удалось коротко поговорить с Китти, которая сказала ему, что Лиза, вероятно, доверилась Мари. Ничего не поделаешь – ему придется поговорить с Мари. Лиза, эта упрямая гордячка, всегда замолкала, когда речь заходила об отце ее ребенка.
– Ну что ж, как разведенная женщина Лиза в любом случае должна держаться подальше от публичной жизни, – заметила Серафина. – Особенно учитывая, что семья Мельцер занимает определенное положение в Аугсбурге, и это было бы все-таки неловко.
– У вас есть булочка? – перебил он ее.
– Прошу прощения?
– Я хотел сказать: будьте добры, передайте мне булочку, фрау фон Доберн.
– О, с величайшим удовольствием, дорогой Пауль.
Как ее болтовня действовала ему на нервы! Неужели она не заметила, что он обратился к ней по фамилии? Как бы то ни было, она упорно продолжала называть его «дорогой Пауль».
– Не могу дождаться, что скажут Додо и Лео о своем новом кузене, – сказала мама. – Китти приведет их после обеда, не так ли?
– Конечно.
Он энергично откашлялся, потому что крошка попала ему в горло, и затем подал Юлиусу свою чашку, чтобы тот налил ему кофе. Пауль был раздосадован. У него все еще не было идей. Может быть, все-таки пойти с ними на сеанс в кино? Эти американские комики должны быть очень смешными. Бастер Китон. Чарли Чаплин. Но разве не пустая трата времени просто сидеть с детьми в кинотеатре?