Непорочная для Мерзавца

Но все планы пошли коту под хвост. Я точно знаю, что не записывал Наташу «женой». И не делал этого по двум причинам. Во-первых, я не считаю ее женой в полном смысле этого слова, потому что она просто рычаг, под которым я временно застолбил территорию, во-вторых, потому что периодически хожу на сторону, и последнее, что мне нужно — звонки от жены в тот момент, когда меня объезжает какая-то грудастая красотка. А раз я этого не делал, то это сделала Наташа. А ведь я предупреждал, что мои вещи трогать нельзя. Предупреждал и доходчиво дал понять, каким злым буду, если узнаю, что она нарушила правило.

Но это все равно позже, а сейчас нужно догнать грязнулю, потому что она всерьез намерилась сбежать.

Я забираю пиджак, пытаюсь найти Киру взглядом, но ее и след простыл.

На улице валит снег — ни черта не видно. Я спрашиваю водителя, куда она подевалась и иду в указанном направлении. Догоняю ее почти сразу: дура чуть не прет на дорогу на красный сигнал светофора. Я хватаю в кулак ворот ее пальто, но Кира продолжает идти, а пальто остается у меня в руках.

Практически рычу, наверное, готовый раскатать эту блаженную до состояния папиросной бумаги. И делаю еще одну попытку ее поймать: на этот раз пятерней, сзади за шею, прямо на себя. Она неуклюже пятится падает спиной мне на грудь.

Словно в сеть, ловлю Киру в ее же пальто, заворачиваю, как младенца и беру на руки.

Ее всю трясет, глаза смотрят с такой злостью и ненавистью, что будь я в самом деле Суперменом, она бы уже на хрен меня убила двумя своими криптонитами.

— Отпусти меня, — брыкается она.

Снежинки падают на щеки, превращаются в холодные капли, и я вижу в них свое отражение. Ну и рожа у меня.

— Дернешься еще раз, грязнуля, и узнаешь, какой я бываю, когда маленькие стервы пытаются сделать из моего мозга безе.

— Я тебя видеть больше не хочу. Сделай нам обоим хорошо — просто оставь меня в покое.

— Кира Викторовна, я обязательно сделаю вам хорошо, — ухмыляюсь я, одновременно радуясь, что в пылу перепалки она не соображает, что я почти донес ее до машины. — И теперь мы будем очень часто видеться, потому что ты, блядь, на меня работаешь!

Я буквально укладываю Киру на заднее сиденье и быстро сажусь следом. Кажется, даже успеваю связать грязнулю рукавами ее же пальто. Она даже нос наморщила — точно сейчас будет плакать. Но нет, снова никаких слез, только порция ненависти для меня, хоть сегодня я был просто долбаным ангелом.

— Спасибо, что напомнил, Эл. Завтра я больше не буду стажеркой. Куда угодно пойду, лишь бы подальше от тебя.

— Заткнись! — все-таки взрываюсь я. — Просто подержи свой рот закрытым!

Господи помоги, я уже ни хера не соображаю.

Кира перестает говорить и даже не шевелится, просто кое-как — в целом даже довольно забавно — пытается вынуть из плена хотя бы плечи. Будь ситуация не такой хреновой, а я — не таким доведенным до белого каления, был бы хороший повод обозвать ее гусеницей и вместе посмеяться. Просто хорошо провести вместе вечер, никому ничего нее доказывая, а потом — еще более классно провести ночь.

Но стоит поймать взгляд Киры, как мысль отвезти ее на свою холостяцкую квартиру со скоростью звука вылетает из моей головы. У меня всякое в жизни было, но я никогда не принуждал женщину к сексу и никогда не брал ее силой. Потому что я придурок и в целом большое говно, но не насильник и не мудак. Женина должна хотеть мой член у себя между ног — и тогда она его получит на радость нам обоим. Глядя на Киру, я четко осознаю: все, чего она хочет — избавиться от моей компании.

— Скажи, куда тебя отвезти, — говорю я, глядя прямо перед собой.

Ее глаза меня просто убивают. Я чувствую, что там, в своей паршивой голове, она кем только меня не называет, и уже морально созрела к тому, что долбоеб Габриэль Крюгер повезет ее насиловать в самой изощренной форме. Вот кто я для нее: просто больной на всю голову ублюдок.

«Молодец, Габриэль, добился, чего хотел — она тебя боится».

— Домой, — сразу отвечает Кира и скороговоркой надиктовывает адрес.

Водитель ждет моего одобрения, и я киваю ему в зеркало заднего вида.

Всю дорогу — ни полслова. Я выжат до суха, словно меня только что нокаутировали и теперь выносят с поля на носилках, потому что даже в выжатой половой тряпке способностей к сопротивлению больше, чем во мне сейчас. В башке пусто, в груди — полный штиль. Если бы в Киру вселился бес и ей захотелось перегрызть мне горло, я бы не стал сопротивляться.

Мы едем и едем, дорога какая-то словно резиновая. И я начинаю тупо задыхаться, и руки сводит судорогой, потому что Киры вдруг становится слишком много. Она проникает в меня как отравляющий газ, и снова будит в башке всякую хрень вроде той, что я думал до того, как поймал ее на дороге: взять себя в руки, вспомнить, что ни одна женщина, которую я хотел, не говорила мне «нет» — и просто соблазнить Киру.

Насытится, сбить оскомину. И с каждой секундой эта мысль крепнет. Фактически, когда машина, наконец, притормаживает, я прочно зацементирован идеей прямо сейчас довести начатое до конца.