«12 сентября. Русские, подобно древним варварам, оставляют после себя опустошенную территорию, словно выжженную пожаром. Оставленные большевиками поселки, села, коммуникации уничтожаются без всякой жалости. Любые приспособленные для лагеря места, для переправы броды и сходы основательно минируются в том числе с применением совершенно варварских методов. Отмечаются случаи отравления колодцев и водоемов… Каждый шаг на этой земле превращается для наших солдат в поистине героическое испытание».
«23 сентября. Противник всячески препятствует эвакуации с поля боя поврежденной техники. Пленные сообщают, что советское командование приказало подрывать до состояния металлолома танки, орудия, автомобили, самолеты… В прифронтовой зоне диверсионные отряды большевиков развернули самую настоящую охоту на солдат и офицеров ремонтно-восстановительных рот и батальонов. В результате только за последние две недели сентября на центральном направлении было совершено более трех десятков нападений на ремонтные подразделения Вермахта. Потери только убитыми составили почти триста солдат и офицеров».
«4 ноября. Характер потерь последнего месяца позволяет говорить о том, что Советы начали массовую подготовку отрядов снайперов из лиц монгольской национальности. В результате в передовых частях отмечается просто катастрофический уровень потерь среди низшего и среднего командного состава. Дело дошло до того, что командиры отдельных полков разрешили офицерам носить солдатские знаки различия…»
Сталин стоял на своем неизменном месте – у большой карты Союза, на которой указывалась вся оперативная обстановка. Правда, заботила его в этот момент совсем не карта, а рассказ одного из присутствующих в кабинете.
У противоположного края стола на самом краешке стула сидел довольно пожилой человек профессорского вида. В нескольких шагах от него на точно таком же стуле, поблескивая строгими глазами из-под пенсне, сидел сам Берия.
– Вы продолжайте, товарищ профессор, продолжайте, – Сталин махнул рукой с зажатой в ней трубкой. – Ми вас внимательно слушаем.
– Почти у всех поступивших в госпиталь наблюдаются очень сильные поражения роговицы и конъюнктивы. Клиническая картина очень сильно напоминает снеговую офтальмию, наблюдающуюся у скалолазов и жителей Крайнего Севера. Однако у привезенных в роговице фиксируются обширные помутнения, довольно крупные пузырьки. Часть из них постоянно кричит и всякий раз порывается тереть глаза, – пожилой профессор был врачом-офтальмологом главного военного госпиталя Москвы. – Наблюдается явная светобоязнь, отчего работать приходится в затемненной комнате… С такими поражениями глаз половина точно ослепнет окончательно. Оставшиеся пятеро, скорее всего, будут видеть лишь размытые фигуры. Хотя утверждать это я отнюдь не берусь.
– Каким оружием было нанесены такие поражения? – подал голос Берия, едва только врач сделал паузу. – Вы можете ответить на этот вопрос?
Тот замялся.
– Это достаточно сложно. Говорить о каком-то конкретном виде вооружения не представляется возможным, – в голосе его слышалась явная нерешительность. – Утверждать, пожалуй, можно лишь одно, что основным поражающим фактором в данном случае выступает яркое световое излучение, то есть яркий пучок свет.
– Прожектор? Большие лампы? – едва не хмыкнул Берия. – Они ослепли от прожектора?!
– Вряд ли это был обычный прожектор… – отрицательно закачал головой профессор. – Здесь должно быть очень сильное излучение…
Он еще что-то пытался сказать, но с каждым новым словом все больше скатывался в медицинские дебри. Наконец Сталин отпустил его, поручив подготовить развернутый доклад обо всем этом.
– Что ты скажешь на все это, Лаврентий? – Сталин прошелся вдоль стола и вновь остановился напротив карты. – Не кажется ли тебе это все странным?
Тот явно ожидал подобного вопроса, так как на лице его мелькнула хищная довольная улыбка. Из принесенного им портфеля сразу же была извлечена кипа каких-то бумаг, которые он тут же начал демонстрировать.
– Это не странность, товарищ Сталин! Все это происки врага, – теперь нарком был явно в своей стихии, он почуял предателя в среде своих и сейчас готовился его разоблачать. – Мы доверились тому, кто очень многое скрывает от нас… Вот, товарищ Сталин, донесение полковника Горюнова, который должен обучать приемам самообороны нашего гостя. Обратите внимание на последний абзац.
Сталин взял протянутый лист и начал внимательно его читать.
– Он говорит, что при всей неподготовленности объекта тот явно демонстрировал какие-то незнакомые ему приемы. Некоторые из ножевых связок, по его словам, имели очевидное азиатское происхождение, – Берия явно знал содержимое наизусть. – Думаю, что человек, выдающий себя за Дмитрия Карабанова, мог в недавнем прошлом иметь связь с китайскими или японскими империалистами. Более того, Иосиф Виссарионович, в пользу версии об азиатских связях говорит и его умение выключать боль у людей одним нажатием пальцев. Это не гипноз, это что-то совершенно иное.