Неправедные

— А это другое, — выдохнул он, начав наше неспешное движение в сторону центра. — Капюшон и наушники — это не от дождя защита.

— Ты стоял под крышей, — не сдавалась я.

— Я только что спустился.

Он бросил на меня довольно убедительный взгляд. Но мне почему-то хотелось с ним спорить.

— А от чего тогда? — спросила, почти уверенная, что он не поймёт, о чём я снова.

Но он дёрнул плечом.

— От враждебности окружающего мира, — проговорил абсолютно безразличным тоном, словно с листа прочитал.

— А мир что, враждебен? — усмехнулась я.

Он опять кивнул.

И опять посмотрел на меня серьёзно.

Меня уже веселило наше общение. Его мальчишеская запальчивость, безапелляционный тон. Моё состояние рядом с ним. Хотя, это умиляло скорее. Или восхищало даже. С ним было как-то странно… легко, прикольно.

— Тогда почему ты не прячешься дома?

— Дом — это вообще эпицентр… Снимите этот пакет!

Я опять едва не подпрыгнула от неожиданности. Серёжа начал выпутывать меня из дождевика.

— Снимайте! — настойчиво повторил он. — Собака ваша без пакета, я без пакета, не отрывайтесь от коллектива!

— Ты что, хочешь, чтобы я тоже мокла?! — только и успела возразить я, как вдруг оказалась под ливнем в одном лишь домашнем спортивном костюме.

— Знаете, в чём прикол? — Между тем Серёжа встряхнул и начал прямо на ходу сворачивать мой плащ. — Вы можете миллион раз делать привычные вещи и вообще не запоминать их. А можете один раз сделать всё по-другому, так, как вам

хочется, — и этот единственный раз вы будете помнить вечно.

— Классно! — обдумав его слова, возмущённо протянула я. — А, по-моему, ты просто хочешь, чтобы я тоже мёрзла!

— Он не греет, — отрезал Серёжа, как раз протянув мне свою поделку.

Я обратила внимание на то, как компактно и аккуратно в итоге оказался сложен дождевик.

А после наконец заметила, что мы остановились. Что уже стоим и смотрим друг на друга. И что у Серёжи глаза горят.

Меня это напугало. А ещё я вспомнила про то, для чего вообще сунулась на улицу. Боже, что я за ужасная мать ехидна, потеряла ребёнка, и вместо того, чтобы его искать, стою и флиртую с его одноклассником!

Всё это не укладывалось в голове. Но, достав телефон и обнаружив в нём наконец загрузившееся сообщение от Ваньки, я немного успокоилась. Он писал, чтобы я не волновалась. Что он с ребятами, с ними всё нормально…

С ребятами… Я снова подняла на Серёжу глаза. Он как раз отвлёкся на собаку. Не исключено, что они были вместе, но как я могу спросить его об этом?.. Сознаться в том, что у меня есть взрослый сын, значит, сознаться в том, сколько мне. Значит, заранее обрубить любые попытки ухаживания. Все эти горящие взгляды, улыбки… Нет, сейчас я этого сделать не могла. Только не сейчас. Когда он прямо напротив, такой… весь мокрый…

— Если я заболею, ты будешь виноват, — опомнившись, шутливо предупредила я.

И хотела пойти дальше, но Серёжа, уже нарочно, преградил мне дорогу.

— Согласен.

— Будешь должен! — ещё раз, надеюсь, более убедительно, погрозилась я.

— Тогда и вы мне кое-что должны! — сказал он вдруг абсолютно серьёзным голосом.

— С чего это? — всё ещё улыбаясь, деловито поинтересовалась я.

— С того, что вы меня обманули. В вашей парикмахерской нет телефона. Ни телефона, ни администратора. — В его глазах сверкнуло что-то похожее на обиду. Я поняла, что это сильно его задело. — Так как к вам записаться? — довольно несдержанно переспросил он.

Я растерялась, не знала, что ответить. Серёжа тоже молчал долго. Говорили наши глаза. Я читала по ним его эмоции. Он пытался читать меня, или просто ждал чего-то…

— А не надо никуда записываться, — наконец сказала я.

Точно таким же серьёзным тоном.

Продолжая так же неотрывно глядеть в глаза ему.

Зная, что он всё поймёт, и что это станет точкой.

Но я решила, что эта точка должна быть поставлена сейчас.

Пока ещё не поздно. Пока у нас у обоих ещё есть шансы…

Глава 10

Сергей

Воскресенье выдалось не лучше субботы. Во-первых, я, считай, не спал, поскольку, придя домой, обнаружил в своей комнате Дена. Видно, они с Лилькой опять погрызлись, и он решил, что на свете нет для него более подходящего места, чем моя кровать.

Попытки выкурить его оттуда не увенчались успехом: Лилька стала вопить, чтобы я его не трогал, чтобы он, козёл такой, выспался, протрезвел наконец, и всем снова стало здорово. А я, видимо, не в счёт. Наверняка, и Малая тоже.

Во-вторых, оставшиеся полночи меня грузила мамка. Она тоже насинячилась и принялась жаловаться мне на Лильку. На то, что та повесила Малую ей на шею. И как она устала вообще. Потом до отчима добралась, по нему катком проехалась. Потом вспомнила про меня, точнее, про моих «фанаток», как она их называла. Что одолели, как всегда, все стены в подъезде исписали, что дежурят там днями и ночами, прохода ей не дают… И ещё около часа подобного сочинительства.

Мамка всегда утрирует. Никаких «дней», «ночей» и «проходов» там в помине нет. Я не спорил, потому что знал, что ей всего лишь нужно выговориться. Пообещал попозже раскаяться, и она сразу переключилась.