Неприличное предложение

— Илья! — выдохнула я. Впору было херакнуться башкой о рояль, который мы цинично заставили бутылками с пивом.

— Дать тебе время подумать?

Дай мне яду. Йаду! Выпить и не мучиться.

— Нет, — покачала я головой. — Мне не надо время подумать. Не о чем. Я… — Святые двуликие Янусы! Я даже не знала смеяться мне или плакать. Потому что хотела и то и другое. — Я буду твоей девушкой.

И вот здесь бы ему меня поцеловать. Но он, дурак, упал на колени.

— Спасибо! — смотрел он на меня снизу-вверх покрасневшими влажными глазами. — Ты даже не представляешь, как это для меня важно.

И всё.

Не закинул меня на плечо и не потащил в койку (за что ему большое человеческое спасибо). Не стал бегать как потерпевший вокруг, сдувая пылинки, словно я святая, даровавшая ему спасение и вечную благодать. Он просто обнял меня, как стоял, за ноги, ткнулся лицом в живот, глубоко вздохнул и замер.

А я просто взъерошила его густые волосы и пропускала их сквозь пальцы, не понимая: я сейчас счастлива или с точностью наоборот?

Ну, конечно, я счастлива, — думала я, пока мы готовили нехитрый ужин.

Варили рожки. Делали салат.

Просто в шоке, — убеждала себя, положив голову ему на плечо в такси.

Пока мы решили ничего не менять, в том числе место жительства. И не торопиться.

Мне просто надо время, — плакала я, стоя у окна в туалете в общаге, так и не дойдя до своей комнаты.

Там меня и застала Светка.

— Будешь? — протянула она мне сигарету.

Я молча кивнула, подкурила и затянулась. Выдохнула дым в открытую створку.

— А ты тут чего? — спросила Кантимирова, спустя пару молчаливых затяжек.

— Илья предложил мне стать его девушкой. И я согласилась. А ты?

— А я трахнула твоего Повелителя Оргазмов. Жду, когда оденется и уйдёт.

— И как? — спросила я, спустя ещё пару затяжек.

— На девять из десяти.

— А бал сняла за что?

— Чтобы не зазнавался, — потушила она сигарету.

— Дура ты, Светка! — засмеялась я.

— Может, и дура. А ты чего ревёшь?

— Не знаю, — вздохнула я.

— Я же говорила, что он тебя любит. А ты не верила, — обняла она меня.

— Дело не в этом. Просто вчера мне казалось, что я тоже его люблю, — вздохнула я и положила голову ей на плечо.

— А сегодня?

— А сегодня… уже не знаю.

Глава 21. Рита

Рита Арецкая мерила шагами большую гостиную загородного дома, нервно сжимая в руках телефон, и не знала, чего она сейчас боится больше: приезда мужа или звонка.

— Господи, этот день когда-нибудь закончится! — остановилась она у стеклянной стены, выходящей в сад.

Сегодня даже нарядное вечернее освещение казалось ей зловещим. А парящий в темноте бассейн с подогревом — не иначе, как разверзшейся для неё преисподней.

И день для разговора с дочерью однозначно был неудачный, но, когда приедет Прегер, станет ещё хуже, поэтому Рита развернулась и откашлялась.

— Божена, — позвала она, когда девочка не отреагировала.

Сидя на диване подогнув ноги, она так увлечённо тыкала в телефон, что мать даже не услышала.

— Детка! — чуть громче позвала Рита.

А потом прошагала через всю комнату и выхватила у неё из рук телефон.

— Мама! — взвизгнула та.

— Рада, что ты меня, наконец, заметила, — швырнула Рита телефон на кресло.

— Что ты делаешь? — подскочила та. — Это была важная переписка!

— Важнее, чем разговор с матерью?

— Смотря о чём ты собралась со мной говорить, — оттолкнула её дочь, потянулась к креслу, но Рита была быстрее.

— Ещё скажи, — зажала она в руке дорогой телефон, — что ты переписывалась с деканом университета Бергена, куда ты собралась поступать. — А вернее, надеешься, что тебя возьмут просто потому, что туда едет работать твой отец.

— Ой, не начинай, а? — скривилась Божена, упала на диван и скрестила на груди руки, всем своим видом давая понять: хорошо, она её выслушает, но пусть и не надеется, что это сойдёт ей с рук.

Когда? Покачала головой Рита. Когда её ненаглядная девочка, её солнышко, смысл всей её жизни стала таким чудовищем? Избалованным, эгоистичным, капризным. Требовательным. Несносным.

Она ещё так остро помнила это чувство, когда первый раз взяла её на руки и поняла, что это и есть именно то, чего она хотела всю свою жизнь. Вот оно — счастье. Ручки, ножки, по десять пальчиков. Припухшие глазки, разглядывающие её с удивлением. Девочка.

— К сожалению, роды были сложными, — бубнил врач. Сложными?! Да это была адова преисподняя! — Нам пришлось пойти на крайние меры и удалить матку. Вы больше не сможете иметь детей.

— Не смогу? — рассеянно переспросила Рита, не отрывая глаз от крошки дочери.

А зачем мне другие дети? Ели у меня есть она? Смотрела в её синие глазки, перебирала пальцами тёмные волосёнки. Разве нам нужен кто-то ещё?