Глава вторая
Чудо
На Палатинском холме в огне солнечных лучей накалялся императорский дворец.
В спальных покоях на кровати лежал старый император Клавдий.
Шея у него была обнажена, волосы на лбу спутаны. Его тоже одолел сон. Сегодня он не смог дождаться конца обеда. Кусок выпал из руки, глаза сомкнулись. Сотрапезники, дурачась, стали кидать в него маслинами, финиками. Потом императора отнесли в спальню.
Сейчас он проснулся.
После приятного сна рот его наполнился слюной.
— Я недолго, но сладко вздремнул, — сказал он и повел вокруг себя глазами.
В комнате не было ни души. Только муха, жужжа, села ему на тунику.
Она проползла по руке Клавдия и расположилась на кончике носа. Он и не думал прогонять муху. Шамкая, бормотал что-то, губы его шевелились. Эта нахальная мушка, усевшаяся на императора, нравилась ему.
Захотелось пить.
— Эй, воды, дайте воды, — зевая, проговорил Клавдий.
Минутку подождал терпеливо. Никто не шел.
Потом закричал:
— Воды! Дайте же воды!
И тут никто не отозвался.
Слуг у него не было. Личной охраны, преторианской когорты, постепенно лишила Клавдия в последние годы жена его Агриппина, да так, что он и не заметил, как это произошло. Император свыкся с новой обстановкой. Даже не без удовольствия бродил он по дворцу. Занимало его обычно лишь то, что попадалось на глаза. Память настолько ослабла, что из прошлого он ничего не помнил.
Когда на его повторный зов никто не явился, он позабыл, что просил воды. Стал разглядывать стену, шторы, пол. Подумал о вине и паштете, ливийском инжире и фазане, вознице и кнуте. Посмеялся про себя, как всегда, благодушно. Потом, поскольку и это ему наскучило и больше ничего уже не приходило в голову, закричал нараспев:
— Пить хочу! Пить!
Вошел стройный юноша лет семнадцати.
Его кроткое румяное личико обрамляли белокурые волосы, по-мальчишески зачесанные на лоб. Он пришел с улицы, и после яркого солнечного света сейчас в полумраке у него рябило в глазах; из-за близорукости он ступал осторожно. Мечтательные голубые глаза были подернуты поволокой.
— Ты велел принести воды? — щурясь, спросил он.
— Воды, мой ягненочек, — посмотрев на него, сказал Клавдий. — Капельку воды.
Теперь император понял, что перед ним Нерон, его приемный сын, молодой принц.
Он обрадовался.
Лишь с ним одним мог он поговорить во дворце, прочие его не замечали. А Нерон жалел престарелого императора, не скрывал своей любви к нему, считая благородным не разделять презрения, которым награждали никчемного старикашку. К тому же он узнал от Клавдия много интересного из истории Этрурии, о которой тот написал когда-то книгу. Такие рассказы Нерон слушал охотно.
Взяв юношу за руку, Клавдий усадил его подле себя на постель. Похвалил его густые кудри, крепкие мышцы, красивую тогу. И по руке погладил вполне пристойно — император не любил мальчиков. Он болтал всякий вздор, все, что приходило ему на ум. Давал разные обещания и превозносил Нерона до небес.
Тут из-за шторы выступила императрица; словно всегда и всюду незримо присутствующая, неожиданно появлялась она в разных концах дворца. Она приблизилась к кровати.
Агриппина даже теперь была красива. Высокая и полная. Взгляд ее говорил о бурно прожитой, греховной жизни. Очерк губ был твердый, мужской. Лицо бледное.
— Вы здесь? — сердито смерив обоих взглядом, с удивлением спросила она.
Клавдий и Нерон знали, что это значит. Императрица не любила видеть их вместе. В голове у нее с трудом умещалось, как это Клавдий мог отречься от своего родного сына Британика и усыновить Нерона. Три прошедших с тех пор года были полны бесконечной борьбы. У Британика нашлись сторонники. Агриппина боялась, что Клавдий, пожалев о данном обещании, в один прекрасный день от него откажется.
Минуту она думала. О чем могут они беседовать? Она знала сына. К власти равнодушен, поглощен книгами. Она строго смотрела на него, и губы ее шевелились от негодования. Еще, чего доброго, испортит все.
Момент казался подходящим. Во дворце никого не было. Вольноотпущенник Нарцисс, любимец императора, вечно крутившийся возле него, уехал в Синуессу[6]
, Полибей, Феликс, Посид, примыкавшие к враждебной партии, отсутствовали. Медлить было нельзя.Она подошла к Клавдию поближе.
Тогда он вскочил с постели. Заметался по спальне, ища, куда бы спрятаться.
Увидев его замешательство, Нерон обратился к преторианцам, сопровождавшим императрицу:
— Император просил пить.
Один из них направился к двери, но Агриппина остановила его.
— Я сама, — сказала она и вскоре вернулась в спальню.
Она протянула мужу полую высохшую тыкву, наполненную водой.
Клавдий поднес сосуд ко рту и тут же рухнул плашмя на мраморный пол.
— Что с ним? — спросил Нерон.
— Ничего, — спокойно ответила Агриппина.
Нерон посмотрел на тыкву, валявшуюся под ногами. Потом на мать. С немым ужасом.
— Он же умирает, — сказал он.
— Оставь. — И она взяла сына за руку.
Клавдий продолжал лежать на полу. Его багровая толстая шея побелела, он судорожно ловил ртом воздух. Волосы взмокли от пота.