Неси меня, Белая (СИ)

   Бабушка укоризненно посмотрела на внучку. Да, спуску за пустые разговоры на запретную тему не будет. Но ласковая рука пригладила своевольную кудрявую чёлку, а в бабкиных словах прозвучало уважение. Как взрослой, сказала многоопытная и твердокаменная бабушка:

   - Поговорить, Алёна, надо.

   Поговорить так поговорить. Девочка с готовностью подскочила и калитку перед Таисией распахнула.

   Смышлёная внучка давно догадывалась, что расскажет ей бабка. Ну не могла Елена - счастливое большеглазое личико на фотографии, гора грамот и благодарностей, золотая медаль в коробочке - оставить дочку. Не тот характер. Рассказывали, перед школьным выпускным её подружка в районную больницу с аппендицитом попала. Лена два дня возле койки просидела. И ночь, когда на берегу Белой шумно веселились одноклассники. Медаль за неё Таисия получила и сказала, что гордится поступком дочери больше, чем успехами в учёбе.

   Но однажды весной, когда небо обрушилось на деревню и тронувшуюся реку сплошным холодным водопадом, выбежала из дома.

   Нашли её только летом, когда маленькой дочке вот-вот годик должен был исполниться.

   С тех пор у Алёнки вместо мамы - увеличенный портрет. Еленина могилка целиком в бабушкином ведении - тяжёлая кованая изгородь, мраморный памятник со ступеньками и каменными вазами для цветов. И сиротливой скамеечкой, где Таисия часто сидит. И смотрит не на красивых безутешных ангелочков, не на громадную фотографию в золотистой рамке. А на холм, за которым куда-то с шумом торопится Белая.

   Нет, над единственной внучкой бабка не трясётся.

   В лес и на реку - хоть с подружками, хоть в одиночку.

   Успехи в учёбе выше, чем у одноклассников, - поезжай к родственникам в областной центр.

   Музыкальные способности - вот деньги на частных учителей. Готовься к поступлению в школу искусств.

   На всё, о чём бы девочке ни помечталось, Таисия Валерьевна накладывала резолюцию: "Потянем. Трудись, Алёна".

   Внучка трудилась. В двух городских школах училась - гимназии и музыкальной. Летом на огороде, на сенокосе, на рынке. И конца и краю этому труду не было.

   В доме бабушка села возле стола, руки на него положила и не выдержала, взвыла в голос. Ну это вообще никуда не годится! Алёнка её обняла и по-взрослому сказала: "Бабуля, горе не гора, его перетерпеть надо". Хотела добавить: "И трудиться", - но почему-то раздумала.

   - Совсем большая стала. Не увидит Леночка свою дочь, не порадуется ...

   - Баб, ты ж сказала, что в лесу ... мама на меня поглядеть приходила.

   - А, забудь. О будущем думать нужно. Пока жива, всё для тебя сделаю. Сама видишь, какое хозяйство волоку.

   - Поговорить-то, баб? О маме?

   - И о ней тоже. Знаешь ведь, какой она была, моя Леночка. Гордость района. Три сессии в университете на пятёрки сдала. Вот только однажды приехала домой с животом. И мужем ... - Таисия сморщилась, будто раскусила орех с тухлым и горьким ядром. - Лентяем и бездельником. Музыкантом. Жить им в городе негде было. Вернее, не на что. Запросы-то у муженька - ого! А сам палец о палец не ударил. Прожил месяц и назад, в город, рванул. Леночка за ним. Только я ей сказала: денег от меня не жди. Я не для того всю жизнь вкалывала, чтоб тунеядца содержать.

   - А па ... мамин муж хорошим музыкантом был?

   - Откуда ж мне знать? У нас в деревне одна музыка, - Таисия глянула в окно. - Коров пошли встречать. Раненько сегодня Михей стадо пригнал.

   Перед сном девочка принялась разглядывать мамины книжки, аккуратно, по размеру и по цвету корешков расставленные в шкафу. Сплошь стихи. В школьной программе таких нет. Алёнка решила их не трогать. А вот этот томик обязательно прочитает - старый, пожелтелый, с многочисленными закладочками. Даже в город увезёт - поэта Есенина в школе изучали.

   - Мне на окончание десятилетки в правлении подарили, - бабушка положила тяжёлые загрубевшие ладони на внучкины плечи. - Я и не открывала. Но берегла как память. А вот Леночка часами читала.

   Так и присели бабка с внучкой возле шкафа. Но разговор был недолгий - в деревне утро начинается не по часам. По коровьему мычанию в стайках и хрюканью голодных свиней.

   Не спалось. Потолок комнаты, куда Алёнку привезли из городского роддома, казался очень низким и неровным. Вон там, в углу, стояла её кроватка. Десять месяцев разрывалась мама между Таисией, ребёнком и гражданским мужем-музыкантом. В стены, сейчас оклеенные красивыми городскими обоями, когда-то стучали гневные бабушкины крики:

   - Заварила кашу - сама расхлёбывай! Пригрела тунеядца. Дочь чему научишь? На бабкиной шее сидеть?

   - Ну и беги к нему! Только внучку я тебе не отдам! Беги, беги ... Как есть беги - без плаща и сапог, на мои деньги купленных ...

   - Где серёжки? Колечки где? По копеечке собирала, чтоб ты не хуже городских была ...

   "Несчастный случай", - вспомнились бабушкины слова, и девочка заснула.

   Алёнка ещё глаз не открыла, как поняла: что-то произошло. Из кухни не тянуло крепко, по-бурятски - на молоке с солью - заваренным чаем. У калитки кто-то виновато бормотал.

   Не умывшись, девочка выскочила на крыльцо.

   Старый по Алёнкиным меркам, но приятный такой мужчина. Чемодан на колёсиках.

   Сказал жалостно: