Неспящая [=Кикимора]

На крыше было хорошо. Ветерок ощутимый, но тёплый, и солнце на западе ещё высокое, и облака лёгкие, значит, июньская ночь будет действительно белой. И так захотелось, чтобы вместо этого странноватого парня рядом оказался Макс. Мы с ним тоже часто так вечерами торчали на воздухе, не на крыше, правда, а на нашем балконе. Макс приносил из комнаты флисовый плед, мы накрывались им вместе и подолгу сидели рядышком на раскладных туристических табуретках. И даже в самый прохладный вечер было тепло не от пледа, а от того, что меня обнимает Максим… От одной мысли, что кто-то, возможно, лишил меня этого навсегда, мне хотелось кого-нибудь убить. Прощай, тибетская методика, я плохая ученица.

— Тебе сейчас стоит уйти, — сказал Корышев, когда я повернулась к нему. — Алиша будет протестовать, но я её успокою. Не ведись на её уговоры. С ней я разберусь, а с вами обеими мне не совладать.

— Нет, если она приведёт меня к Максу, я пойду с ней. А ты лучше объясни мне, на что я соглашаюсь.

Он покачал головой:

— Отправляйся домой, в дружину или к знакомым. Это будет правильно. Я постараюсь всё исправить. Не мгновенно, конечно, но со временем…

— Нет, я останусь.

Корышев нервно усмехнулся, и в его глазах снова появилось что-то неприятное.

— Кажется, что не в Максе дело. Ты никак от меня отвязаться не можешь, — фыркнул он раздражённо. — Влюбилась что ли?

— В тебя?! Да Боже упаси!

— Ты не пойми меня превратно, — продолжил он в том же духе. — Не выйдет у нас ничего. Ты хорошая девчонка, добрая, симпатичная… Я бы даже сказал — красивая…

— Да что ты? — процедила я, окончательно осознавая, что я больше ничего не понимаю.

— Да-да, красивая, — подтвердил Корышев энергичным кивком. — Но ничего не получится у нас с тобой. Я Алишку люблю, давно уже.

— Люби себе на здоровье, — пролепетала я, чувствуя, что вопреки своим привычкам сейчас разревусь на глазах у этого сумасшедшего.

Пару минут мы молчали. Я отчаянно пыталась не заплакать, а Корышев, отвернувшись, смотрел на петроградские крыши.

— Я знаю, это выглядит, будто я издеваюсь, — сказал он вдруг. — Мне сейчас очень сложно сосредоточиться, вот в чём всё дело. Пытаюсь, но хватает ненадолго.

— Тогда попробуй сосредоточиться ещё раз и понять, что я сейчас скажу.

Он повернулся, и глаза его были совершенно нормальными, усталыми и немного виноватыми.

— Никита, мне сейчас никто не поможет. Мне одной теперь разбираться со всем этим. Максима дружинники будут искать и дальше, но не здесь. Карпенко боится неприятностей от твоей влиятельной родни, поэтому сюда к тебе больше никто не придёт и ни о чём не спросит. Ребята из дружины, даже если кто-то мне поверит, не станут нарушать приказ. Разве что Баринов… Но он сейчас и так под дисциплинарным расследованием, и я не буду его дёргать…

Корышев продолжал внимательно слушать. У него стал подёргиваться уголок правого глаза, и он принялся машинально потирать висок, но смотрел мне в лицо и слушал.

— Вы с Алишей явно понимаете, что происходит. Я — нет. Я только вижу, что ты действительно очень болен, и то, что мы с Бариновым сделали утром, вызвало ухудшение. Мне очень жаль.

— Я понимаю, почему вы это сделали. Не бери в голову, Авва.

— Мне этой славной собачьей клички больше не полагается за то, что я сегодня натворила.

Корышев слабо замотал головой, то ли протестовать хотел, то ли ещё пару слов ввернуть, но я не дала:

— Никита, я никуда не уйду, и соглашусь на что угодно, только бы найти Макса. Я не знаю, что ты с ним сделал, как, а самое главное, почему, за что…

— Это была ошибка, — горько сказал Корышев. — Моя ошибка. Я принял Серова не за того.

— За кого?! За кого ты мог его принять?! Максим всегда предъявляет документы с порога!

— Дело не в документах. Это сложно объяснить в двух словах…

— Тогда не трать время, пойму потом. Ты ошибся, принял его за другого — и? Что ты с ним сделал, где он сейчас? Это тоже сложно объяснить?

— Да, непросто.

— Ладно, тогда и это проехали, отложим. Не можешь объяснить, но сделать со мной то же самое можешь?

Он кивнул.

— Только для этого нужно стать кикиморой? Так ты говорил?

— Говорил, — согласился Корышев. — Но на самом деле необязательно. Кикиморой ты была бы мне нужна по другой причине. Но… как ты сейчас сказала… проехали, отложим.

— Значит, ты мне поможешь?

На террасу выбралась Алиша. Её блестящие тёмные волосы были собраны в мягкий небрежный узел на затылке, а оделась она словно по грибы собралась: в джинсах, резиновых сапогах в цветочек и защитного цвета ветровке с множеством карманов.

Не глядя на меня, она подошла к Корышеву. Я ждала, что она опять начнёт его распекать за какие-нибудь прегрешения, но она вдруг обняла его, нежно погладила по щеке:

— Как ты? Тебе получше?

— Значительно, — кивнул он печально.

— Тогда я могу идти?

— Конечно, иди. А я буду здесь сам исправлять свои художества, — улыбнулся он.

— А она? — не поворачиваясь, Алиша просто махнула рукой в мою сторону.

— Пойдёт с тобой. Устрой так, чтобы она убедилась в том, что её парень жив, — сказал Корышев и сразу же спохватился. — И назад её приведёшь в целости! Это приказ!

Алиша только плечами пожала: