Нет мне ответа...

А пока лишь порадуюсь вместе с вами и со всеми пермяками тому, что вы «оживаете», что возобновляется родной мне альманах «Прикамье», в котором я когда-то, кажется, в другой жизни, начинал печататься, что пришёл в организацию не дежурный, а деятельный секретарь, который пытается расшевелить и объединить разбредшиеся по сторонам всё ещё немалые, надеюсь, и крепчающие творческие силы Прикамья.

С низким братским поклоном Виктор Астафьев

5 декабря 1998 г.

(В. Я. Курбатову)

Дорогой Валентин!

Мне из Москвы прислали «Литературную Россию» с твоей статьёй. Спасибо на добром слове. Надорвали меня последние труды – эта повесть и работа над собранием сочинений. Болел лето, перемогался осенью и зимой, которая сразу у нас круто взялась за свои дела, успел похлюпать. И М. С. перемогается, у неё болят ноги, сердце, и вся она подрассохлась, но не сдаётся, тянет свою нитку на лекарствах. Я долго находился в прострации, не мог ничего делать, в незагруженную голову лезет чёрт-те что, а яркая наша действительность добавляет впечатлений. Пересилившись, начал копаться в бумажках, нашёл наброски «затесей», где лишь одно название, и царапаю потихоньку бумагу.

Жалко затихающего и затухающего в душе и памяти материала. Знаю, что он «мой» и никто его не увидит, не повторит и «не отразит», но в вольную, опустевшую башку наряду с другими «крамольными» мыслями влезла и та, что дело наше не только бесполезное, а и греховное. Обман с помощью слова. Как в церкви, превратив её в театр, блудными словами сотни лет обманывают – это называется «утешают» мирян, так и мы на бумаге творим грех, изображая и навязывая людям своё представление, в большинстве своём убогое, о таких сложных материях, как жизнь, душа, мир, Бог, бесконечность, смерть, любовь, бессмертие. Но люди читают и всё ещё верят лукавому слову.

Вот посылаю тебе письмо читателя, хорошего, честного перед собой – это как бы дополнение к твоей очень мирной и доброй статье. А стихотворение великого русского поэта, неизвестного русскому народу, посылаю, чтоб в письме не объясняться на тему «что со мною происходит?». И ещё рисуночек славный посылаю нашего красноярского забулдыжного художника. Нет предела в изображении человека на бумаге и полотне, а Пушкина тем более.

К 80-летию Солженицына попросили меня нацарапать несколько слов, попутно посылаю и их. Видал ли ты по телевизору фильм Сокурова о нём? По-моему, замечательно, поскольку безыскусно. Не знаю, как Александр Исаевич согласился подпустить к столу и рукописи людей с камерой и вопросами. Тяжкое это испытание, мешает оно не только творить, но прежде всего сохранять равновесие.

Девчонкам овсянским я велел отправить тебе стенограмму, фотографии и все бумажки, а сам после презентации собрания сочинений в краевой библиотеке 9 декабря уеду в санаторий «Загорье» и пробуду там до Нового года. Диабет донимает, ноги плохо ходят, да я никуда, кроме больницы, и не хожу, иногда сердце курлычет, надо побыть на режиме и диете, да и чужим воздухом подышать, у нас Енисей парит – сыро, пасмурно, зима уже надоела.

Обнимаю тебя. Твой Виктор Петрович

1998 г.

(Н. А. Старичковой)

Дорогая Нэля! Нинель Александровна!

Спасибо за память, за присланные вырезки и книжечку Вашу.

Не сразу, очень уж со временем плохо было, но я прочёл Ваши воспоминания о Николае Рубцове и стихи. И то и другое меня порадовало отсутствием зла, предубеждений и отсебятины. Воспоминания получились сугубо «личные» и оттого совершенно точные, проникновенные и тоже, как и стихи Ваши, «тихие». Уж очень много нагорожено вокруг личности и необычной смерти Рубцова. Поскольку и то и другое мало кому доступно (личность-то загадочней и крупнее времени и окружения), то и уподобляют поэта, его дела и содержание души чаще всего себе подобным, и из страдающей, грустной души поэта выстраивают душонку мятущуюся и ничтожную.