Нет рецепта для любви

– Ты знаешь, я все думаю об этом фильме. С Ульяновым. Я потом… ну, после того, что случилось… не могла его смотреть. Раньше он мне нравился. Казалось, какой молодец этот дед. Отомстил за внучку. А сейчас…

– А сейчас так не кажется?

– Мне интересно, что сказала бы внучка, если б узнала о дедовых подвигах. По-моему, она бы не обрадовалась, а ужаснулась.

– Почему? Он же ее защищал!

– Он не защищал, Артём. Он мстил. Слава богу, хоть не убил никого, так – покалечил. Понимаешь, это ведь ничего не изменило. Ну наказал он уродов, и что? Все равно внучке всю жизнь свою рану залечивать. Она там к концу фильма вроде как оклемалась, запела даже – вранье! Мне пять лет понадобилось, чтобы хоть как-то восстановиться. Это невозможно забыть, нельзя исправить. Так зачем грех на душу брать?

– Погоди. По-твоему, выходит, что… Значит, пусть зло остается безнаказанным?

– Нет, я так не считаю. Но кто назначил тебя судьей? Или палачом? Именно тебя?

Олеся приподнялась и внимательно посмотрела в глаза Артёму. Он отвернулся. Олеся чувствовала, как напряглись его мышцы, и пальцы обнимающей ее руки сжались в кулак. У нее самой все мелко дрожало внутри от страха и напряжения.

– Я верю, что зло будет наказано. Они поплатятся, так или иначе. Пусть даже в следующей жизни.

– Значит, надо подставлять левую щеку, когда тебя ударили по правой? Так, что ли?

– Нет. Не надо подставлять. Но и нельзя бить самому. Ты не должен переходить на темную сторону силы, понимаешь? Иначе ты станешь таким же, как они.

– Неужели ты простила?

– Нет. Но я хочу все забыть и жить дальше. С тобой. Если бы не ты… Я еще долго, наверное, копошилась бы в своем болоте – жалкая бескрылая птица киви. А теперь я журавлик! Я лечу, понимаешь? Лечу! И не хочу обратно в болото.

– А если… Это гипотетический вопрос. Предположим, я поступил бы так же, как этот дед. Только предположим! Что тогда?

– Тогда мы вместе оказались бы все в том же болоте. И неизвестно, сколько времени нам пришлось бы выбираться оттуда. Все, что мы совершаем, меняет нас. Вдруг это будешь уже не ты? Не тот Артём, которого я полюбила?

– И что, ты меня тогда… бросишь?

– Да нет. Как я смогу тебя бросить, если ты это из-за меня сделал. Но… это нас сломает. Сейчас мы связаны с тобой только любовью. А тогда… Нас свяжет страх.

– Но допустим, ты бы никогда не узнала? Как эта внучка?

– Я уже знаю. Я чувствую, что ты… Тём, ты же ничего не сделал? Артём?

Олеся села на постели и с ужасом уставилась на Артёма, потом схватила его за плечи и встряхнула – руки у нее были ледяные:

– Скажи мне правду: ты что-то сделал?

И вдруг совершенно побелела, глаза закатились… Олеся повалилась на бок и чуть не упала на пол – перепуганный Артём успел подхватить. Он уложил Олесю и лихорадочно растирал ей руки, шлепал по щекам, тряс:

– Господи… Журавлик, очнись. Да что же это…

Наконец Олеся открыла глаза, с трудом сфокусировала взгляд, увидела Артёма и заплакала:

– Тёмочка…

– Ну что ты, что ты. Вот выдумала. Ничего я не делал и не собирался даже. Мы же просто обсуждали кино, и все. Вот дурак, не надо было лезть к тебе с этими идиотскими вопросами. Прости меня, прости, Журавлик. Девочка моя бедная…

Он целовал Олесю, которая плакала все горше и горше, баюкал ее в объятиях и сам старался сдержать злые слезы: мысль о том, что теперь придется отказаться от задуманного, приводила его в бешенство, а сердце просто разрывалось от сострадания и ярости. Он не понимал, как Олесе удалось подавить в себе мстительные чувства? Как это вообще возможно? Оказывается, он произнес это вслух – Олеся отвела его руки и взглянула в глаза:

– Ты хочешь знать как? Я расскажу тебе. Знаешь, как я себя чувствовала? Словно меня наизнанку вывернули. Все швы наружу. Все болело, все! Я год не могла спать – целый год. Только со снотворным, и то не помогало, каждую ночь кошмары снились, каждую ночь. Все, что они со мной делали. И все, что я мечтала сделать с ними. Потому что я так хотела отомстить, просто чудовищно. Мучительно. И я это видела – во сне и наяву. Пустая комната – без окон и дверей. Пять стульев у стен. Они сидят парами напротив друг друга, Вовчик отдельно. Прикованы наручниками. Они в полной моей власти. И я… Я подхожу по очереди к каждому, расстегиваю брюки и…

Артём смотрел на Олесю с ужасом – она кивнула, зло усмехнувшись:

– У меня в руках ножницы. Большие острые ножницы. И я отрезаю их поганые члены вместе с яйцами и заталкиваю им в глотки! Каждому! Коляну – последнему, чтобы дольше мучился. А Вовчику вонзаю ножницы прямо в сердце…

Олеся вдруг затряслась крупной дрожью и обхватила себя руками – Артём потянулся к ней, но Олеся отстранилась: